style="font-size:15px;"> – А не надо мне ничего объяснять. Это я тебе сейчас объясню, моя дорогая. Дело в том, что у Севы не может быть детей. Не может, понимаешь? Он в детстве свинкой с осложнением переболел, и мне врач сказал. Но Сева об этом не знает, поняла? Я от него скрыла. Так что – рожай.
– Я не могу.
– Можешь. Сделай его счастливым, Ника.
– Но это же нечестно, Маргарита Федоровна! Это… Это подло, в конце концов.
– Подло? Нет, дорогая, ты не права. Я люблю своего сына и хочу, чтобы он был счастлив. Пусть даже таким способом. И не смотри на меня своими глазищами! Сама будешь матерью, тогда поймешь.
– Но как же?.. Мы-то с вами будем об этом знать… Как же мы-то?
– Да нормально. Мы с тобой будем сообщницами, вместе перед богом на скамью подсудимых сядем. Нет, не так… Я возьму на себя половину твоего греха. Вместе ведь легче его нести? Ничего, Ника, прорвемся.
– Какая же вы, Маргарита Федоровна… Вот всего ожидала от этого разговора, только не этого!
– А я вся такая непредсказуемая, такая противоречивая вся. Ты разве этого не поняла еще, моя рыжая прэлесть? Ладно, давай замнем. И все, больше ни слова о настоящей правде. Нет ее, понимаешь? Есть только радость от того, что ты, моя дорогая, беременна. Хочешь, я тебе морковного сока сделаю? И творожка со сметанкой? А то на тебя смотреть страшно – такая испуганная.
– Нет, не хочу… Вообще есть ничего не могу.
– Надо, Ника. А хочу не хочу… Про это забудь пока.
– Я даже не знаю, что вам ответить, Маргарита Федоровна. Растерялась как-то.
– А ты не теряйся, мы ж все решили.
– Значит, вы предлагаете ложь во спасение?..
– Фу, Ника. Терпеть не могу этих пошлых расхожих выражений. Как штамп в любовном романе – фу!
– Но ведь все равно – ложь.
– Да, ложь. Конечно, ложь сама по себе мерзкая штука, но любовь делает ее правдой. Она в конце концов побеждает ее, понимаешь? Перерабатывает с годами в полноценную и счастливую правду. И все, и хватит об этом, чего переливать из пустого в порожнее? Скажи лучше… кто еще о твоей секретной беременности знает?
– Томка знает… Я с ней советовалась. Мне страшно было с вами заговорить.
– Ну нашла с кем советоваться. Да, если Томка знает, это плохо, конечно. Придется ее от дома отвадить.
– Как это – отвадить? Поссориться, что ли?
– Ну это уж не твоя забота. Это я возьму на себя. В конце концов, могу я себе позволить хоть иногда воспользоваться классикой отношений и проявить свекровкину зловредность?
– А… как вы ее проявите?
– Да не знаю еще. Подумаю. Например, скажу твоей подруге, что уводить мужа и отца из семьи – это некомильфо. И что двери нашего дома перед ней закрыты. По-моему, она должна оскорбиться, как думаешь?
– Думаю, да. Она и на меня обидится тоже. Я знаю.
– Вот и хорошо. Томка – не велика потеря. Пусть она своей жизнью живет. Тем более ведь на самом деле – некомильфо.
Томка и впрямь обиделась, исчезла
