проекте не было идеологической опасности, зато повышался читательский интерес. Ведь «толстушку» старались делать преимущественно познавательно-завлекательным. Я, например, по просьбе Лёни для одного из первых номеров «толстушки» сделал разворот про Харитоньевские переулки («Большая история маленьких переулков»).
С историей Большого Харитоньевского связано имя Александра Пушкина, который неоднократно проживал здесь. Когда он ещё под стол пешком ходил, семья снимала флигель у дворца Юсупова. Есть стихотворение-память о прогулке в «Юсуповом саду». А в «Евгении Онегине» Татьяну Ларину везут из деревни именно в этот московский переулок:
В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился.
В старинном особняке в то время располагался президиум сельскохозяйственной академии – ВАСХНИЛ. С этой организацией связана жизнь выдающегося нашего отечественного учёного Николая Вавилова, погибшего в саратовской тюрьме, куда он попал во время борьбы Сталина с «буржуазной» наукой – генетикой и вымышленной Трудовой крестьянской партией…
Творческие искания Лёни в «МК» оборвались в связи с его переходом в Агентство печати «Новости». Потом он неожиданно оказался на телевидении, на «второй кнопке». Этот канал, в отличие от первого, был преимущественно познавательным. По его заказу я написал сценарий об антибольшевистских правительствах в годы Гражданской войны, был снят сорокаминутный телефильм. Но и на телевидении Коренев удержался недолго. Популярнейший тогда в журналистской среде главный редактор – Егор Яковлев – пригласил его под своё крыло. Яковлев превратил сухой, сугубо профессиональный малотиражный журнал «Советская печать» в «Журналиста» с более широкой палитрой общественных тем. Однако творческого удовлетворения от этого сотрудничества Лёня не получил. По его словам, Егор слишком давил на сотрудников, а этого свободолюбивый Коренев выдержать не смог. Потом, в новой России у Виталия Третьякова в «Независимой газете» он возглавил литературное обозрение. Но тоже что-то не сложилось.
Мы не общались много лет. Каждый шёл по жизни своим путём. И вдруг, уже во второй половине девяностых, он звонит мне. Лёня спросил, найдётся ли для него место в «Курантах». Однако у нас тогда наступил тяжелейший период сохранения газеты из-за финансовых трудностей. Мы не набирали сотрудников, а увольняли, чтобы сократить расходы. Вот если бы он с первых дней «Курантов» у нас объявился… Всё было бы иначе…
А можно ли нам дискутировать?
Вернусь к внутриредакционной жизни «МК». Наши посиделки, нетрадиционные разговоры дали мне очень много, я с совершенно другой стороны стал оценивать и исторические события, и критиков советской власти, да и свою журналистскую стезю.
Не скажу, что у меня открылись глаза. Я и раньше замечал несоответствие
