теперь они попрятались кто в сугроб, кто в дупло, кто под лед, дрожащие, но в глубине души так и не покорившиеся.
«Хоп!» – еще громче запели ледяные демоны, и на целые мили разлетелись со свистом их копья.
«Крак!» – застучали по льду боевые палицы.
«Хай-я!» – еще быстрее закружились они в воинственной пляске, пуская сверкающие стрелы.
«Хоп! Хай-я!» И сугроб взвился в небо, словно клубы дыма, предав доверившуюся ему Куропатку.
«Шарк!» – просвистела морозная стрела и пронзила ее.
«Хоп! Хай-я! Крак! Бум!» – застучали палицы ледяных демонов, и могучий дуб раскололся на части.
Без защиты осталась Куница-рыболов.
«Шарк! Фьить!» – пронзила и ее морозная стрела.
«Хоп! Хлоп!» – закружились демоны на льду, распевая все громче и громче.
«Бум! Хоп!» – и лед с громким треском раскололся от берега до берега.
«Бам!» – и трещины змейкой расползлись во все стороны, открывая взгляду спрятавшихся подо льдом Норку и Ондатру.
«Фьить! Вжик!» – пронзили их морозные стрелы.
«Хоп! Хай-я! Хоп! Хай-я!»
Круг за кругом в снежном вихре, под треск раскалывающихся деревьев, под треск раскалывающегося льда, под свист летящих копий и стук палиц, все выше надо льдом, на целые мили выше и дальше. Топоча и сверкая, топоча и сверкая, мерцая, затухая и снова сверкая, постепенно слабея, пока наконец не установилась тишина – тишина еще более страшная, потому что наступил покой, завещанный Богом Солнца. Покой самой темной ночи в году.
Я это видел, и вы можете это увидеть – там, далеко, на озере Часка.
Великий Олень
Мы, охотники, отлично знаем, что это за зверь. Существование его столь же бесспорно, как морского змея или известной всем рыбакам «во-о-от такой форели!», сорвавшейся с крючка в последний миг. Даже более бесспорно: ведь многие наши собратья имели счастье наблюдать искомого зверя во всей его благородной красе средь бела дня – а мы, племя охотников, неизмеримо превышаем числом братство свидетелей морского змея!
Впрочем, если описывать Великого Оленя, то «благородная краса» – слишком скромный эпитет. Это животное поистине королевской стати: не только исполин, но и образец совершенства. Один чрезвычайно уважаемый собрат нашего охотничьего ордена, имевший возможность наблюдать Оленя в идеальных условиях, насчитал у него двадцать семь ответвлений – не на обоих рогах, братья-охотники, а на каждом роге! Причем эти исполинские рога абсолютно симметричны и вообще исполнены высшего совершенства. Невозможно поверить, будто Великий Олень сбрасывает их ежегодно, как его заурядные сородичи. На мой взгляд, он проделывает это самое большее раз в двадцать лет. А то и вовсе никогда.
Другой очевидец, столь же уважаемый в охотничьей среде, утверждает, что Великий Олень, этот кракен лесных дебрей, увенчан не двумя, но тремя рогами: третий, прямой и лишенный ответвлений, вертикально вздымается посреди
