случиться.
– Да, любезный Хаиме Бофранк, это я. Порочный сын печатника, или Ноэма Вейтль – как вам более угодно. Садитесь к костру – здесь довольно сыро, к тому же быстро темнеет.
Конестабль опустился на большую корягу. Из-под капюшона сверкнули красноватые огоньки глаз – и тут же скрылись, верно, это просто пламя отразилось в зрачках. Лица не было видно, и Бофранку отчего-то захотелось узнать, сильно ли изменился Вейтль.
Демелант присел чуть в отдалении – вероятно, чтобы не мешать разговору.
– Я не знаю, что сказать вам, – признался Бофранк, видя, что собеседник молчит. – Вина моя огромна, ее нечем искупить… но что могу я сделать в свое оправдание?
– Я пришел не за оправданием и не за местью, – отвечал Вейтль, вороша в костре палкою. – Но вначале позвольте мне, Хаиме, поведать, что случилось со мной после нашей встречи в саду Цехов.
– Мои руки и лицо были в крови, потому что я ел плоть ребенка…
– Превращались ли ваши руки и ноги в волчьи лапы?
– Да, превращались.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой повествуется о злоключениях Волтца Вейтля, а Бофранк берется за розыски упыря
– Я не могу ни в чем упрекнуть хире Дерика и гардов, которыми я был арестован, – начал Волтц Вейтль, все так же пряча лицо под капюшоном. Голос его – и это Бофранк понял только сейчас – стал не в пример грубее и глуше, нежели прежде. – Я был отправлен в тюрьму, где помещен был в одиночную камеру. Полагаю, попади я – в женском платье! – в общую, мне пришлось бы нелегко. Но я томился один, лишь на следующий день мне дозволили встретиться с отцом, который, впрочем, пришел лишь затем, чтобы заклеймить меня проклятьем.
Суд был краток – я до сих пор молю господа, что он не предал меня в руки миссерихордии, ибо, как мне рассказывали потом, мои деяния вполне могли трактоваться как бесовское наущение. Я был обвинен всего лишь в нарушении приличий. Всего лишь – потому что меня могли пытать и сжечь либо утопить, хотя впоследствии я часто сожалел о том, что так не случилось… Наказанием мне стала каторга. Верно, вы знаете о рудниках в отрогах хребта Коммен. Туда и повезли всех осужденных – и многие из них были преступниками, душегубами, так что соседство с ними чрезвычайно тяготило. Еще худшим стало прибытие – если в дороге никто не ведал, что я сотворил и за что осужден, то после один из сопровождавших гардов открыл мою печальную историю.
На каторге нет женщин, хире Бофранк. И я вместе с еще несколькими такими же горемыками, избежавшими мученической смерти на костре в пользу мучительной жизни в рудниках… я… нет, я не стану говорить об этом. Скажу лишь, что я часто думал о смерти, мечтал о ней, как мечтает о первом свидании юная девушка. И потому, когда в ущелье начали новую шахту для добычи красного камня, что зовется “глазом вепря”, я напросился на работу. Говорили, что это проклятое место, что в нем обитают пещерные тролли, что сами скалы там истекают изначальным злом, смертельным
