каждому краткую характеристику, обращаясь к Алисе, но таким тоном, который показывал, что ему безразлично, слышит его солдат или нет:
– Десборо{55} – деревенщина Десборо, самый льстивый шут в Англии, человек, которому лучше бы сидеть дома, как древнему скифу, под тенью своей повозки, будь он проклят… Гаррисон{56} – кровожадный, лицемерный фанатик, так начитался Библии, что всякое убийство может оправдать Священным Писанием, будь проклят и он… Блетсон{57} – ревностный республиканец, участник гаррисоновских мошеннических дел, башка набита новомодными идеями об управлении государством, цель его – приставить хвост к голове; умник, отметает законы старой Англии для того, чтобы болтать о Риме и о Греции, видит ареопаг в Вестминстер-холле{58}, а старину Нола принимает за римского консула… Погодите, он еще станет у них диктатором! И поделом им! Блетсона тоже к черту.
– Вот что, приятель, – сказал солдат. – Я охотно обошелся бы с вами вежливо, но мне не подобает слушать, как о достойных людях, у которых я под началом, говорят в таком непочтительном и неподобающем тоне. И хоть, я знаю, вы, мятежники, считаете, что имеете право на такие проклятия – вы без этого жить не можете, – все-таки не к чему посылать их тем, у кого побуждения чище и речи приличнее.
– Ты лицемерный мошенник! – вскричал баронет. – Хотя, впрочем, ты отчасти и прав – не к чему проклинать тех, кто и так черен, как дым в преисподней.
– Прошу тебя, воздержись, – продолжал солдат, – ради приличия, если уж ты такой бессовестный… Сквернословие не идет седой бороде.
– Это сущая правда, даже если сказал ее сам дьявол, – согласился баронет. – Я, слава богу, могу последовать доброму совету, хотя бы он исходил от самого сатаны. Итак, любезный, возвращайся к своим комиссарам и передай им, что сэр Генри Ли, хранитель вудстокских угодий, имеет здесь право пользоваться всем – землями и живностью. Права мои так же неограниченны, как и их права на собственное добро, конечно, если у них есть что-нибудь, кроме того, что они награбили у честных людей. Но, несмотря на это, он уступит место тем, кто опирается на право сильного, и не подвергнет опасности жизнь честных и преданных людей, когда перевес явно не на их стороне. Он заявляет, что уступает не потому, что признает этих так называемых комиссаров или сам лично боится их; он хочет избежать пролития английской крови – ее и так много пролито за последнее время.
– Здорово сказано, – заметил посланец комиссаров, – а потому прошу, пойдем в дом, там ты официально передашь мне утварь, золотые и серебряные украшения египетского фараона, который оставил их тебе на хранение.
– Какую утварь? – воскликнул в запальчивости старый баронет. – Чью утварь! Некрещеный пес! Говори почтительно в моем присутствии о великомученике, иначе я надругаюсь над твоим презренным трупом! – И, оттолкнув дочь правой рукой, старик схватился за рукоять шпаги.
Его противник, наоборот, сохранил полное хладнокровие
