тебя такой вид, точно сейчас ты встретила дух умершего. Алые губы бледны, и черные тени легли под глазами. Что с тобой случилось, дитя? Ирена ведь была вместе с тобой на церемонии, я знаю. Получили вы дурные вести о родителях? Ты отрицательно качаешь головой. Ну, дитя, верно, ты думаешь о ком-нибудь гораздо больше, чем следует. Как кровь бросилась тебе в лицо! Конечно, красивый римский юноша слишком много смотрел в твои глаза! Он прекрасный юноша, настоящий муж, смелый товарищ…
– Оставь, – перебила Клеа своего друга и покровителя. – Больше я не должна ничего о нем слышать.
– Разве он вел себя непристойно с тобой? – спросил отшельник.
– Да, – воскликнула, густо покраснев, молодая девушка с непривычной для ее рассудительности пылкостью. – Да, он постоянно меня преследует вызывающими взглядами.
– Только взглядами? – переспросил Серапион. – Смотрим же мы и на высокое солнце, и на любимые цветы, сколько хотим, и они не оскорбляются.
– Солнце слишком высоко, а бездушные цветы слишком низки, чтобы человек мог их оскорбить, – возразила Клеа, – но римлянин не выше и не ниже меня. Глаза могут говорить так же красноречиво, как и язык, и то, чего требуют от меня его глаза, заставляет пылать мои щеки от стыда и гнева, когда я подумаю об этом.
– Отчего ты так боязливо избегаешь его взглядов?
– Кто тебе это сказал?
– Сам Публий. Твоя жестокость его так огорчила, что он хотел покинуть Египет, но я его убедил остаться, потому что если есть смертный, от которого я жду добра для вас и ваших…
– То, конечно, это не он! – твердо возразила Клеа. – Ты мужчина и судишь как мужчина, но если бы ты взглянул глубже и почувствовал сердцем женщины, тогда бы ты рассуждал по-другому! Как песок пустыни, гонимый ветром на поля, покрывает ласкающую взор зелень мертвым серым налетом, как буря бороздит глубокое зеркало спокойного моря черными валами с кипящей пеной, так и вызывающая дерзость этого человека жестоко действует на покой моего сердца. Четвертый раз взгляды его преследуют меня во время процессии. Вчера я еще не подозревала опасности, а сегодня – я должна тебе это сказать, ведь ты для нас все равно что отец, а кому еще на свете могла бы я довериться? – сегодня я сумела избежать его взглядов, но во время длинных, бесконечно длинных часов празднества я чувствовала, что его глаза неустанно искали мои. Я не ошибаюсь, я это знала, если бы даже Публий Сципион… для чего я вспомнила это имя? Если бы даже римлянин не пришел хвастаться своим нападением на беззащитную девушку. И ты, даже ты вступаешь с ним в союз! Нет, ты этого не сделаешь, конечно нет! Если бы ты только знал, каково мне было на церемонии, когда я смотрела в землю и знала, что меня оскверняет его взгляд так же, как в прошлом году дождь смыл цвет с побегов виноградных лоз при храме. Он затягивал сеть вокруг моего сердца, и какую сеть! Будто вместо льна на прялку надели пламя, вытянули его тонкими нитями и этой пылающей пряжей вязали петли! Я чувствовала нити и петли, горевшие в моей душе, и не могла их разорвать, и не могла сопротивляться. Да, смотри на меня со
