Бертон не разрешит тебе, хочешь ты сказать?
– Конечно, он воспротивится этому, но это меня не удержало бы. Мне уже восемнадцать лет, и я могу поступать, как хочу. Потом он мне ведь только сводный брат. Я не вижу, почему я должен считаться с его желаниями.
– Но если он будет серьезно противиться, я думаю, тебе лучше уступить. Положение твое в доме еще ухудшится, если…
– Нисколько! – горячо прервал его Артур. – Никогда они меня не любили и не полюбят, что бы я ни делал. Да и как Джемс может не согласиться, раз я еду с вами, с моим духовным отцом?
– Помни – он протестант{8}. Во всяком случае, лучше ему написать. Мы подождем и увидим, что он скажет. Побольше терпения, сын мой. В наших поступках мы не должны руководиться тем, любят нас или ненавидят.
Это мягкое внушение подействовало на Артура. Он слегка покраснел.
– Да, я знаю, – ответил он, вздыхая. – Но ведь это так трудно.
Монтанелли переменил разговор.
– Знаешь, – сказал он, – я очень жалел, что ты не мог зайти ко мне во вторник. Был здесь епископ из Ареццо, и мне бы хотелось, чтобы ты его повидал.
– В этот день я обещал быть у одного студента. На квартире у него было собрание, и меня ждали.
– Какое собрание?
Артур несколько смутился.
– Это… это, скорее, даже не собрание, а… – нервно заикаясь, поправился он. – Приехал из Женевы студент и произнес речь… Скорее, это была лекция…
– О чем?
Артур замялся:
– Падре, вы не будете спрашивать об имени студента? Я обещал…
– Я ни о чем не буду тебя спрашивать. Раз ты обещал хранить тайну, ты не должен говорить. Но думаю – довериться мне ты можешь.
– Конечно, падре. Он говорил… о нас и о нашем долге народу… о нашем… о долге к нам самим. Говорил и о том, чем мы можем помочь…
– Помочь? Кому?
– Народу… и…
– И?
– Италии…
Последовало продолжительное молчание.
– Скажи мне, Артур, как давно стал ты думать об этом? – серьезно спросил Монтанелли.
– С последней зимы…
– Еще до смерти матери? И она не знала?
– Нет. Тогда это еще не увлекало меня.
– А теперь?..
Артур провел рукой по ветке наперстянки, оборвав с нее колокольчики.
– Вот как это случилось, падре, – начал он, опустив глаза. – Прошлой осенью я готовился к вступительным экзаменам и тогда познакомился со студентами. Так вот, кое-кто из них говорил мне обо всем этом… Давали читать книги. Но особенно сильно меня это не захватывало. Мне всегда хотелось поскорее вернуться к матери. Она была так одинока там, в Ливорно, среди них, в этой домашней тюрьме… Довольно было Юлии с ее язычком, чтобы убить ее. Потом наступила зима. Мать заболела… Я забыл
