шел мимо, старательно огибая лужи блевотины. К нему непрестанно обращались, звали «красавчиком», «глухим», «чуваком» и «джентльменом». Некоторые голоса принадлежали женщинам. Один раз на плечо легла чья-то рука, и Волк увернулся резким движением – это был единственный случай, когда к нему прикоснулись. Остальные, оценив широкие плечи и целеустремленную походку, благоразумно оставляли «джентльмена» в покое.
Курт отлично знал, что именно в этих кварталах, вплотную прилегающих к «цивилизованным» районам, преступлений совершалось значительно больше, нежели в трущобах. Поэтому он не терял бдительности, контролируя пространство вокруг себя на несколько метров. Расчет траекторий и уклонений от встреч происходил автоматически. Неподвижные фигуры оставались позади, а все, кто казались подозрительными, не могли приблизиться, как ни старались. Страйкеру нельзя было допустить даже того, чтобы кто-нибудь сорвал капюшон. Между тем, желающих было немало.
Обилие запахов заставляло ускорять шаги. Казалось, что выпивку тут разбавляли аккумуляторной кислотой. Жутко воняло горелое мясо, происхождение которого могло поставить в тупик даже биологов, не говоря о кулинарах. Немытые тела толпились везде, куда ни повернись.
Самое страшное заключалось в том, что весь этот бедлам был своего рода воротами в Гетто. «Веселые кварталы» знаменовали окончание трущоб и начало цивилизации». Как ни пытался Страйкер найти обходные пути, таковые, по всей видимости, лежали глубоко под землей, в канализационных тоннелях, а там воняло еще хуже.
Наконец это кошмар окончился. Не мог не окончиться.
Волк вынырнул на Бульвар, который носил громкое название «Сан-Сет», – по аналогии с далеким Лос-Анджелесом. Бульвар имел наиболее широкую проезжую часть во всем Мегаполисе, однако ночью предназначался исключительно для пеших прогулок (за исключением, конечно, специального транспорта – пожарной охраны, полиции, медицинской помощи, и длинных черных лимузинов с тонированными стеклами). Бульвар тянулся в востока на запад, благодаря чему получалось, что Солнце поднималось на одной его стороне, а заходило на противоположной.
Из-под Купола закаты выглядели особенно прекрасно. Смог и фабричные выбросы добавляли в палитру практически все цвета спектра: зеленый, бирюзовый, яшмовый, индиго, насыщенно-розовый… В декабре это буйство красок оттенялось северным сиянием – явлением, какие-то полвека назад непредставимым для этих широт. Как бы там ни было, его появление незамедлительно породило множество течений в современной живописи, как, например, «техногенный пейзаж».
Что касалось светила и его перемещений по небу, то Курт знал о закатах и рассветах лишь понаслышке. Это, впрочем, не мешало ему недоумевать, почему безволосые неустанно поражались этим константам. Другое дело, если бы солнце вздумало сесть, к примеру, где-то на севере.
Страйкер перешел на другую сторону улицы и чуть замедлил шаг, приноровляясь к средней скорости толпы. Здесь было гораздо просторнее,
