Поэтому он пошел пешком.
– Все это ощущается совершенно реальным, – сказал он. Солнце жарко пекло голову, под подошвами хрустели острые камни. Он видел других людей, решительно шагавших сквозь знойное марево. Все они направлялись к кораблю.
– Ну что, годится? – По пятам за ним шла Эвелин, вновь принявшая человеческий облик. Но, оглянувшись назад, туда, откуда пришел, он увидел следы лишь одной пары ног.
Хэнк шел дальше; им владели, поровну, ужас и покорность. Вдруг к ним примешался острый страх другого рода:
– Но ведь это закончится, правда? Скажи: ведь мы с тобой не обречены бесконечно крутиться в одних и тех же воспоминаниях, вновь и вновь пережевывать свои скорби?
– Хэнк, ты, как всегда, сообразителен, – ответила Эвелин. – Именно этим мы и будем заниматься. Это помогает скоротать время перелета от планеты к планете.
– И насколько долгое это время?
– Дольше, чем ты способен представить себе. Космос, знаешь ли, очень велик. Чтобы долететь от одной звезды до другой, нужны тысячи и тысячи лет.
– Это… значит, это и есть самый настоящий ад. То есть я не в силах придумать ничего хуже.
Она промолчала.
Они поднялись на пригорок и посмотрели сверху на корабль. Это был цилиндр, постепенно сужавшийся к верхнему концу, гладкий и не имевший в облике ничего примечательного, кроме широких проемов, сплошным кольцом окружавших нижний конец. Из каждого проема торчал головной конец Червя. Туда-то и сходились множество людей, которые двинулись в путь раньше Хэнка или из мест, находившихся ближе, и потому опередивших его в дороге. Каждый шел прямиком к ближайшему Червю, а тот своим острым трехстворчатым клювом ухватывал человека целиком и глотал. Ам! – и проглотил. После этого Червь скрывался в корабле и его сменял другой. Ни одна из жертв не выказывала и тени эмоций. Все происходило с бесстрастностью скотобойни для роботов.
Существа, высовывавшиеся из корабля, были чудовищно огромны, в диаметре больше роста Хэнка. Тот, которого Хэнк вскрывал, был, вероятно, мальком. Личинкой. В этом, конечно, имелся смысл. Вряд ли кто захочет утратить большую, чем необходимо, долю своей общей памяти.
– Прошу тебя… – Он побрел вниз по склону, размахивая руками, чтобы удержать равновесие на убегавшем из-под ног песке. Вероятно, он снова расплакался; во всяком случае, он ощущал текущие по щекам слезы. – Эвелин, помоги мне.
Ехидный смешок.
– Ты способен представить, что я буду тебе помогать?
– Нет, коне… – Хэнк оборвал себя на полуслове. Эвелин – настоящая Эвелин – не стала бы так обращаться с ним. Да, она причинила ему сильную боль и ко времени разрыва была очень рада, что все закончилось. Но она не была ни мелочна, ни жестока, ни мстительна – до того, как он сделал ее такой.
– Хэнк, ты согласен принять на себя ответственность за то безобразие, которое сотворил со своей жизнью? Ты сам?
– Скажи мне, что делать, – сказал Хэнк, отбросив в сторону
