есть ты на его стороне?
Мама потерлась лбом о мою спину:
– Глупая. Я всегда за тебя. Просто, иногда надо посмотреть на ситуацию со стороны, чтобы увидеть главное. Я могу. А ты, видимо, нет. И это мне еще раз подсказывает, что я права: у тебя что-то осталось к нему, к Паше. И это должно либо снова вас сблизить, либо перегореть в пепел. Понимаешь?
Она отстранилась от меня, шумно чмокнув в шею.
– За плечами не должно оставаться незавершенных дел. А это, видимо, не завершено, – отозвалась она уже на выходе из кухни. И голос ее растворялся в сгущающихся сумерках.
– Мам, а если всё еще больно?
Она помолчала. Тихо выдохнула.
– Тем более.
Мгновение, и скрипнула входная дверь, впустив внутрь тихий ручеек беседы, доносившейся из беседки и тонкий запах костра.
Вдоль дома мелькнула сутулая тень, и через мгновение раздался тихий стук по стеклу:
– Лид, ты здесь?
Пашка. Быстро вытерла лицо полотенцем, уже на ходу приглаживая волосы и выскользнула во двор.
– Чего барабанишь? – бросила я в темноту. Пашка выплыл из-за угла дома на мой голос.
– Тебя ищу, естессно, – я вздрогнула. «Естессно» – любимое Пашкино выражение. Когда-то меня забавило. А сейчас?
– Зачем?
Пашка приобнял меня за плечи, увлекая дальше от беседки с ее неторопливым разговором.
– Пойдем, пройдемся, что ль.
Я пошла.
Мы пересекли укрытый синевой двор и вышли за ворота. Ноги утопали в мягком, сыром песке, не просохшем еще за день. Звуки путались в ветвях, любопытно прислушиваясь к нашим неторопливым шагам. А редкие фонари подслеповато подглядывали за нами.
Мы миновали нашу улицу. По скользкой, покрытой вечерней росой, траве вышли к ручью. Я поежилась: то ли от нервов, то ли от прохладной сырости, тянувшейся с медленным течением.
Пашка понял это по-своему. Снял джемпер, протянул мне, пытаясь заботливо укутать. Привлек меня к себе, плотнее прижимая.
Его руки. Я уже забыла, какие у него руки.
Он ведь очень высокий, Пашка. Высокий и худой как жердь. И руки у него длинные и жесткие.
Когда-то я их называла волевыми.
Я выставила вперед локти, не позволив себя обнять. Он немного обмяк, чуть отстранился. И плотнее запахнул на мне свой джемпер.
– Замерзнешь, – голос с хрипотцой, когда-то сводивший меня с ума.
– Не дождешься.
Я отошла ближе к ручью. Ежедневные дожди почти превратили его в полноценную речку. Еще чуть-чуть – и можно купаться. Пашка встал рядом.
– Ты зачем приехал?
– Соскучился?
Я вздернула бровь:
– Это ты у меня спрашиваешь?
– Просто не знаю, какой ответ тебя устроит.
Я подняла с земли пару камней, бросила в воду:
– Меня устроит правда. Так зачем?
Пашка молчал. Тоже
