style="font-size:15px;"> – Не бойся, открывай.
Я растерялся еще больше, на двери не было ни задвижки, ни крючка, достаточно было дернуть за ручку, чтобы дверь открылась. Вылез из мешка, взял со стола приготовленный на всякий случай фонарик, освещая себе дорогу, подошел к двери, остановился. За ней притихли, ждали. Толкнул дверь, в луче фонарика, опираясь передними лапами на косяк, стоял кот. Не какой – нибудь модный, но какой-то очень большой, обыкновенный рыжий, зеленоглазый русский кот.
– Тебе чего? – машинально спросил я.
– Ничего, шел мимо, решил зайти в гости. Ты не любишь гостей? Или у тебя сегодня не приемный день?
– Ну, заходи.
Он уверенно прошел к столу, запрыгнул на него, а с него на печь.
– Не топил сегодня. Нет дров, не приготовил, а доски жалко.
Я сел на топчан, снова зажег свечу, огонь высветил его свисающие передние лапы, умную голову, так она смотрелась – умной, и блеск глаз.
– Так ты быстро всю свою пачку свечей изведешь, – сказал кот. – Если собираешься остаться здесь надолго, загляни в чулан. Там есть керосиновая лампа и даже банка с керосином, и вообще, почаще туда заглядывай, тогда, может, и не будешь покупать все подряд, по крайней мере, не стал бы покупать китайский топор, знаешь ведь, что на морозе он разлетится.
– Я еще не решил, сколько здесь пробуду.
– Нехорошо. Вспомни: «Маленькая ложь порождает большое недоверие», – сказал Мюллер Штирлицу. Не ты ли вчера чуть – ли не вслух произнес: «Все, остаюсь здесь навсегда».
– Нет, не навсегда, пока не вернусь сам в себя. Ты знаешь обо мне все?
– Здесь все знают все. Со временем и ты научишься, если конечно захочешь.
– Как тебя зовут?
– А что приходит тебе в голову?
– Бегемот, только ты цветом не вышел.
– Люблю классику, согласен на Бегемота, а насчет цвета, смотри.
Кот на моих глазах стал чернеть, и теперь в темноте светились лишь два уголька. – А невидимым ты можешь стать?
– Зачем? Ты же знаешь, что тебя видят только те, кто хочет увидеть, для остальных ты невидимка, нет тебя. Ты почему сейчас здесь?
Я молчал, я старался не копать себя так глубоко, а Бегемот безжалостно, без размышлений надавил на больное место. И легче мне не стало, стало еще больней. Он понял, что больше разговора не будет, сказал:
– Гаси свечу, давай спать, я тоже сегодня устал.
Снова залезаю в спальник и проваливаюсь.
Я один в танке. По мне бешено молотят прямой наводкой, танк шатается, в нем стоит страшный гул, но я не сворачиваю, иду и иду вперед. Иногда получается выстрелить в ответ, но без каких – либо результатов. Меня продолжают хладнокровно, спокойно, без суеты уничтожать. Ад. Я все равно вырвусь. Прямо передо мной стоит пушка, она бьет и бьет мне в лоб,
