сами. Да Олег Иваныч и не задумывался о наследнике – некогда было. Вот окончится срок посадничества, тогда можно будет…
Войдя в горницу, Софья отпустила слуг – любила сама покормить мужа. Подвинула ближе блюдо со студнем, уху-белорыбицу, жареных птичек. Налила рейнского в высокие, венецианского стекла, бокалы.
Олег Иваныч отпил, взглянул на супругу:
– Платье какое на тебе, зеленое…
– Ой! – всплеснув руками, засмеялась Софья. – Никак заметил, любимый? Вот уж не ожидала! Ну, еще что увидишь?
Поставив бокал на стол и сбросив на лавку расписной, прикрывающий плечи платок, боярыня грациозно изогнулась, вытянув вверх руки. Шелковое платье ее, цвета морской волны, плотно облегало тело… даже, пожалуй, слишком плотно, даже – довольно смело. Особенно если учесть нарочно распущенную шнуровку лифа. Талию Софьи обхватывал узкий наборный пояс из плоских золотых колечек, волосы разметались по плечам. Покончив с нехорошей традицией, новгородские женщины давно уже не прятали волосы под платком – чего их прятать-то, если красиво? Специальный закон о том провели через вече и Совет Господ, прошел единогласно, и попробуй-ка кто рыпнись против – может потом и домой не возвращаться.
– Специально для тебя ткань выбирала, – улыбнулась Софья. – Знаю, ты любишь зеленое. Ведь так?
Олег Иваныч встал из-за стола, подошел к жене и, обняв ее, медленно закружил по горнице, словно бы танцевал с нею вальс. Софья прильнула к нему, целуя в губы. Руки Олега Иваныча потянули шнуровку лифа, легкий шелк податливо пошел вниз, и губы Олега принялись целовать обнажившееся до пояса тело с такой же страстью, как тогда, первый раз, на корабле Иоганна Штюрмера.
– Пояс… – прошептал он. – Где ж там застежка…
– Сейчас… Вот… Так…
В то же самое время в трапезной Немецкого двора, что на углу Пробойной и Славной, подле церкви Святого Петра, ганзейский ольдермен Якоб Шенхаузен угощал обедом герра Мальтуса – специального посланника Ганзы, недавно прибывшего из Ревеля. Сам Шенхаузен – толстенький, кругленький, румяный, с небольшой острой бородкой на круглом лице, одетый в короткий жакет черного бархата и такие же штаны – лично потчевал гостя, подливая рейнского в высокий серебряный кубок, стараясь не замочить вином бахрому рукавов. С шеи ольдермена, по бургундской моде охватывая жесткий стоячий воротник, свисала широкая золотая цепь – жазеран. На ногах башмаки желтой кожи с тупыми носами «утиный клюв», тоже весьма модные. Гость, пожилой, высокий, худощавый, с бритым лицом и длинными белокурыми волосами, в противоположность хозяину был одет скромно: в длинный серый гамбизон из дешевого сукна с нашитым на него поясом. Такого же цвета плащ лежал рядом, на лавке. Герр Мальтус пил мало, ел еще меньше: казалось, не очень-то привлекали его внимание ни рейнское, ни медовые кренделя, ни запеченная в тесте утка. Оно и понятно – не обедать приехал, по делам важным, а дело – прежде всего. Старик Альтмайер, ганзейский агент
