вздохнул и начал издалека, вроде несколько не в тему: – Вот в Монголии в позапрошлом веке не было воровства. А все потому, что в ущельях Алтая на особых местах стояли большие чугунные козлы. Полые, однако, внутри. По сути это были печи. Так вот, пойманного вора связывали, сажали на такого козла и растапливали смолистые дрова. Потом уходили. Человек, однако, кричал, ощущал запах жареного мяса, звал на помощь. На зов прибегали волки, облизывались, ждали, пока остынет пища… Так вот, к чему это я, Данилка, говорю. – Он засопел, набычился и превратился на мгновение в злобного, алчущего крови болдохая. – На каких же чугунных козлов нужно посадить тех, кто все это, однако, затеял? А? Кто всю Россию, однако, испоганил? Вначале вот в семнадцатом, теперь сейчас…
Коммунистов, равно как и демократов, Хагдаев не любил. Дедушку-то его, шамана, красные комиссары утопили в Байкале. Чтобы не камлал контрреволюционно против власти Советов.
– Ну ты, Степан, загнул. Горы, волки, гураны[29] чугунные, – заметил Бродов-старший, мечтательно вздохнул и зацепил кусочек ароматного, сбрызнутого уксусом сала. – Все это хитро слишком. Про рыбацкую[30] казнь слышал? Вот бы всю эту сволочь на один кукан. И к нам сюда, на Байкал. Уж мы бы лунок навертели. Накрутили…
– Все это, Иваныч, конечно, хорошо, но какой же длины должен быть кукан? – Хагдаев усмехнулся, покачал головой и занялся томленной в казане солянкой. – Ну их всех к шитхыру[31]. Ух ты, забористо, однако, забористо…
– Это верно, пошли они к чертям, – одобрил Бродов-старший, подмигнул и ловко ухватился за графинчик, по счету уже второй. – Давай-ка лучше выпьем. Ну, с богом.
Выпили, тяпнули, добавили, усугубили, и Данила вдруг почувствовал, что змий одолевает. Тот самый, зеленый, с плакатов «Пьянству бой». А тут еще батя с Хагдаевым вытащили трубочки, задымили ядреным, горлодерным табаком. И так-то все было как в тумане, а теперь и вообще…
– Пойду-ка я подышу, – поднялся Бродов-младший, виновато кивнул и по строгой эллипсоиде направился к дверям. «Эх, старею, видно, толерантность падает».
Вышел на крыльцо, глотнул морозный воздух и, задержав дыхание, принялся крутить головой. Не спеша, размеренно, двадцать раз в одну сторону, двадцать раз в другую. По всей науке, как учили. Организм отреагировал, выделил углекислоту, муть перед глазами рассеялась. Стали видны небо, звезды, полная луна, возвратилось представление о сторонах света. Вон там Байкал, вон там Иркутск, вон там Черная скала. Где-то рядом с ней, по словам Хагдаева, и стояла некогда Золотая Баба. В священной роще-айхе на Месте силы, где нельзя рубить деревья и даже косить траву, чтобы не потревожить духов. Бродов, помнится, мальчишкой исходил там все окрестности, излазил вдоль и поперек все камни и расщелины, однако Золотой Бабы не обнаружил. Зато нашел во множестве странные, будто ножом водили по маслу, наскальные изображения. Звери, птицы, рыбы, загадочные письмена.
Забайкальские дикие козлы.
Ее применяли яицкие казаки, промышлявшие ловлей осетров и прочей ценной рыбы. Потому как, само собой, находились людишки, эту самую рыбу воровавшие. Их, естественно, ловили и расправлялись с ними без пощады. Во льду – а дело было непременно зимой – пробивали на расстоянии нескольких метров друг от друга две лунки. Вора связывали и сажали на кукан – на ту самую крепкую бечеву, которая в обычном своем качестве служила для насаживания пойманной рыбы. И на этом кукане несколько раз протаскивали от одной проруби к другой подо льдом. Человек потом мучительно погибал от воспаления легких, а то и просто от обморожения и шока.
Черт, нечистый (бурятск.).
