в тиши от недо…
– Все! Замолчи! Немедленно! – взвыла я так, что даже тень перестало в углу корежить.
На какое-то мгновение келья погрузилась в благословенное молчание. А потом тень начала стремительно расти, надвигаясь на нас. Она была зла. Очень-очень зла.
– Ладно, пой дальше, – выдавила из себя я.
Поздно. Тень больше не играла с нами. Мгновение – и тварь с пола прыгнула на стену, раздувая гигантский коброобразный капюшон, второе – и она обрушилась на нас черной ледяной волной. И меня снова выбило из кошки, словно пробку из-под бутылки святого пива. В бешеной круговерти замелькали стены, потолок, пол, кошка, Анри…
– Лира! – голос донесся словно издалека.
– Д-да? – мой голос дрожал.
Я даже подумать не могла, что душа может такое испытывать. В этот раз тень вложила в удар еще что-то. И от этого моя внутренняя суть леденела от ужаса.
Когда мощный рывок снова вернул меня назад в теплое тело, я едва не разрыдалась от облегчения.
– Ты как? – я удивилась тревоге в голосе Риана, и чувство признательности несколько согрело душу.
– Плохо, – с трудом отозвалась я. – А ты?
– Гадина сковала меня заклятьем. Не могу больше петь. Так что давай ты. Но умоляю, помягче. И без обид. Просто наши с Анри уши не рассчитаны на столь высокие диапазоны.
– Значит, Анри тоже нечисть, – вздохнула я. – Дожили! Спасаю богомерзких тварей!
– А может, вы тоже для нас богомерзкие? – устало возразил Риан. – Слушай, давай теологические споры отодвинем на потом. Если это «потом» наступит. Давай уж, пой лирическое…
Но лирическое в голову не приходило. Вообще ничего не приходило. Оцепенение, сковавшее меня, препятствовало любым попыткам вспомнить хоть что-нибудь из шестилетних уроков музыки. Нам оставалось лишь одно – смириться с собственной участью. И тень отлично понимала это. Подчеркнуто не спеша она заползла на кровать, затемнило лицо жалобно всхлипнувшего Анри, затем лениво начала карабкаться на стену, вытягиваясь в зловещий силуэт кобры…
Внутри меня все сжалось от неминуемого. Мы с Рианом попытались заставить тельце кошки напружиниться в последней, пусть и безнадежной схватке. Увы, оно почти не повиновалось нам. Теперь уже точно пришло время проститься с земным существованием. И хоть память на псалмы тоже пострадала, я не теряла надежду вспомнить что-нибудь подходящее на дорожку.
– Лира, ты когда-нибудь целовалась?
Сказать, что вопрос застал меня врасплох, значит, не сказать ничего.
– А? – глупо переспросила я.
Тень тоже удивилась. Она застыла, недовольно взирая на нас.
– Ну, поцелуи там всякие, – терпеливо повторил Риан. – Детские увлечения. Все такое. Давай, Лира, колись. Поверь, лучше будешь говорить ты, а не я. Чтобы как с песнями не вышло.
Меня аж передернуло от отвращения при мысли о тех куплетах. Ощущения, вызванные ими, продолжали жить во мне своей жизнью.
– Не трусь, –
