поверить тому, что услышала. Он так просто и откровенно признался в своем одиночестве, что у нее заболело сердце. Она физически почувствовала, что не может вздохнуть. Слезы встали комом в горле. Она попыталась что-то сказать, но не смогла. Она смотрела на него и плакала совершенно беззвучно. Кевин не ожидал от нее такой реакции. Он так привык, что она упрекает его, сердится. Это было не раз за прошедший год. Сейчас она могла бы праздновать победу, ведь теперь ему так же плохо и одиноко, как было ей, когда они расстались. А она сидит перед ним, и из ее глаз катятся слезы.
– Не плачь! Не надо. Я знаю, что сам виноват. Все образуется, – Кевин взял ее за руку. – Просто я подумал, что за эти годы так и не смог завести друзей, с кем можно было бы поговорить по душам.
– Я твой друг, – сказала Рейчел. – Я всегда им была и буду. Еще у тебя есть сыновья. Есть отец. Это не так уж мало, дорогой.
– Да, пожалуй. Но ты же понимаешь, что с сыновьями я не могу разговаривать о своих чувствах.
– Почему нет? Ты думаешь, что они не поймут тебя?
– Не знаю. Они всегда были на твоей стороне…
– При чем тут сторона? Мы закончили военные действия, разве не помнишь? Теперь надо восстановить нормальную жизнь после этой разрушительной войны, вот и все. Сыновья могли бы помочь.
– В чем? У меня больше ничего нет, ни семьи, ни дома.
Про семью мы еще поговорим, подумала Рейчел, но вот дом…
– Ты так и будешь жить у отца?
– Ты знаешь, это оказалось не так уж и плохо. Он, конечно, страшный зануда, но он очень помог мне, я ему благодарен. Потом, я рад, что прихожу не в пустой дом. Он никогда в этом не признается, но мне иногда кажется, что он тоже рад, что я так у него задержался. Он ждет меня вечером, рассказывает последние политические сплетни. Где только берет их, хотел бы я знать.
Рассказывая об отце, Кевин даже развеселился. Рейчел тоже заулыбалась, представляя Бернарда, ждущего сына, чтобы поделиться последними новостями. Пожалуй, ей впервые пришло в голову, что Бернарду тоже был очень несладко после смерти жены. Что эта его требовательность, вечно недовольный тон, желание привлечь к себе внимание имеют глубокие корни, имя которым – одиночество. Она укорила себя за черствость. Кевин молодец, что с таким юмором относится к причудам старика.
– Значит, ты не хочешь ни покупать, ни арендовать свое собственное жилье? – спросила она.
– А зачем? Для кого? Я домой прихожу только спать.
– Но ведь так нельзя жить вечно.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, не знаю…
– Женщину? Говори, не стесняйся. Мы ведь друзья, ты же так сказала.
– Да. Сказала. Мы друзья, которые иногда спят вместе.
– Я знаю. Это было прекрасно! Можно как-нибудь повторить.
В его голосе ей почудились нотки надежды. Может быть показалось.
– Можно.
– Знаешь, я сейчас часто думаю о нашем старом доме…
– Ты опять?
– Подожди, дослушай. Я, наконец, понял,
