иной раз неоднозначно.
Спасский монастырь очень ценили русские великие князья. Свою приязнь они старались выразить в различных льготах. Например, Иван Великий пожертвовал архимандриту монастыря право брать дань за переправу через Волгу и Которосль. И этот случай далеко не единичный.
Разумеется, люди посадские этим льготам не слишком радовались – ведь, по сути, они отбирались у города. А обитатели монастыря, поверив в собственную исключительность, просили все больше и больше. Например, в семнадцатом столетии они потребовали присоединить к монастырю часть городского вала. Мол, «тот городовой осыпной вал от монастыря близко и над монастырскою стеною возведен высоко и с того осыпного городового валу в монастыре все видеть». И власти пошли навстречу.
Доходило до того, что горожане под предводительством купцов объединялись для борьбы с монастырем. И аргументация их была куда более внушительной. Например, купец Аникей Скрипин в бытность свою земским старостой взывал к тому, что лишь с его сибирских предприятий «идет в казну пошлина на год на 1000 рублей и больше».
Весы колебались то в одну, а то в другую сторону.
А в конце восемнадцатого века вспыхнул очередной скандал. Библиофил А. И. Мусин-Пушкин приобрел у Спасского монастыря единственный известный список с «Песни о полку Игореве». Сам Александр Иванович так описывал историю приобретения: «До обращения Спасо-Ярославского монастыря в Архиерейский дом управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель словесности. По уничтожении штата остался он в том монастыре на смирении до смерти своей. В последние годы находился он в недостатке, а по тому случаю комиссионер мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной… с названием Хронограф, в конце, найдено „Слово о полку Игореве“».
Пошли пересуды – имел ли право бывший настоятель продавать литературу, прилично ли скупать библиотеку по дешевке, пользуясь нищенским положением владельца, да и вообще, не вынудил ли «комиссионер» бедного Иоиля силой? Но в 1812 году почти вся библиотека Мусина-Пушкина сгорела в знаменитом московском пожаре – и пересуды закончились.
Однако отношения монастыря с народом не наладились. Даже актер Щепкин, будучи в городе на гастролях, когда к нему пришел монах за подаянием, ответил остроумно, но глумливо: «До сих пор все, что давал мне Господь, я брал, но сам предложить ему что-нибудь не смею!»
Кстати говоря, одна из башен той обители использовалась преимущественно для спевок церковного хора. Причина такой щедрости начальства объяснялась просто: некогда в той башне удавился один из монахов, и в ней мало того, что жить, а даже и находиться опасались. Певчие же были людьми городскими и спокойно относились к неприятностям такого рода.
* * *
Некоторые, особо безответственные обыватели посвящали Спасскому монастырю и располагавшемуся в его стенах руководству епархии
