порядку.
– Игнатий Константинович, – сказал он. – К чему такая экзальтация?
Меркулов утер холодные капли со лба и прошептал:
– Ваше благородие, мне кажется, подсудимый меня гипнотизирует.
Оба они уставились на Макара, с виду злосчастного и бесталанного, но сам он почему-то сиял и лучился, как блин на сковородке.
– А вы не смотрите на него, – молвил после паузы прокурор. – Подсудимый, давайте посерьезней. Вас ожидает суровое наказание, и нечего тут, понимаете… проказничать.
Меркулов призвал на помощь все мужество свое, всю ненависть к ниспровергателям основ законоположения, но только еще пристальнее вперился в Макара, в его светло-голубые, шельмоватые глаза.
Неведомая сила распирала Игнатия Константиновича изнутри. Он пылко бросал в лицо присяжным заседателям цитаты из конфискованных брошюр, а заодно и другие какие-то странные вещи, которые всплывали в его сознании, словно глубоководные рыбы из маракотовых бездн, под свист и улюлюканье в зале.
В голове у Меркулова окончательно затуманилось, помрачилось. Шестое чувство подсказывало, мол, пора закругляться, да и господин прокурор уже щемил его и понукал. Вкатить рыжему черту окаянному статью сто вторую и припечатать пунктом первым, чтоб он сгорел за буграми!
Глаз у Игнатия Константиновича вспыхнул зловещим огнем, и он стремительно пошел на снижение:
– Итак, Макар Макаров Стожаров обвиняется в том, что, проживая в 1909 году в Москве, принимал участие в преступном сообществе – РСДРП.
“Ай, молодец, – думал про себя товарищ прокурора, – поймал наконец-то верный тон…”
– К тому же имел у себя для партийных надобностей, – невозмутимо продолжал Игнатий Константинович с видом человека, способного сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах, – номер сорок второй от 12 февраля 1909 года издающейся в Париже газеты “Пролетарий”. А в этой газете, между прочим, говорится…
Меркулов настолько резво продвигался вперед, что помыслил опрометчиво: вот и проскочили, бог миловал, теперь все удостоверятся, с каким презрительным спокойствием он процитирует отрывок из статьи, заведомо для подсудимого возбуждающей к учинению бунтовщического деяния и ниспровержению существующего в России государственного и общественного строя.
– “Задача рабочего класса, – начал он степенно, – и цель его борьбы…” – он бросил надменный взгляд на Стожарова, а тот ответил ему ободряющей улыбкой.
В ту же секунду в районе солнечного сплетения Меркулов ощутил ужасную энергетическую вспышку, какие-то конвульсии побежали по телу, он хотел скрепиться и замолчать, но не смог воздержаться от ликующего:
– “…это свержение царизма! А также завоевание политической власти пролетариатом, опирающимся на революционные слои крестьянства!”
Повисла тягучая пауза.
Товарищ прокурора вытянулся во фрунт перед Макаром и неотрывно
