признаков ума,
Читает на весь мир и без стесненья
Ложь, что писала явно не сама.
Чужой беды они не замечают,
Дать оппоненту слово не спешат,
Они свой суд неправедный вершат,
А виноватых сами назначают…» -
«Я б заговором это всё назвал.
Они похожи на собачью свору:
Один куда-то с лаем побежал -
И все бегут туда же без разбору». -
«Конечно, людям страшно наблюдать:
Мир стал жестоким, рушатся устои,
С жестокостью уже не совладать,
Как Брейвику на острове Утойя.
Но надо в этом мире выживать -
Страх вынуждает нас сбиваться в стаи,
Чужому здесь уже не сдобровать,
Его мы отгоняем громким лаем,
А наш вожак насилие вершит…
В груди моей в то время поселилась
Неодолимой силы боль души
За попранную кем-то справедливость…» -
«Да, все мы испытали эту боль -
Давно уже, когда детьми мы были.
Воспитывали нас, играя роль,
Родители, частенько даже били.
Обида застилала нам глаза -
Родители нас беспардонно дурят,
Внушая с детства: пить, курить нельзя! -
А сами в это время пьют и курят». -
«Россия наша – юная страна,
И, как ребёнка, хочется обидеть,
Глаза обидчиков закрыла пелена,
Им неприятно силу нашу видеть.
Лояльность наша им не по душе -
Она воспринимается как слабость,
А мысли об огромном барыше
Им несомненно доставляют радость.
В то время, как враги входили в раж,
Испытывал я страх и безысходность,
Считал, что референдум – это блажь,
Учитывая обстановки сложность.
Зачем былые чувства ворошить?
Ведь мы уже давно чужими стали.
Им надо полюбовно всё решить,
А мы от этих войн уже устали.
***
Так думал я… Мне нужен был покой…
Я был вполне уверен: наши власти
Не станут ради мелочи такой
Подталкивать страну к разверстой пасти…
И вдруг призыв: «Своих мы не сдаём!
Народ имеет право сделать выбор!» -
Всё помутилось в разуме моём,
И волосы от страха стали дыбом!
Теперь бы только ноги унести!
Нельзя же так вести себя по-детски!
В стремлении товарищей спасти
Я узнавал знакомый стиль советский.
Не я один испытывал испуг,
И вскоре люди собрались на митинг -
Их очень много оказалось вдруг,
Казалось,
