подошла к подруге, которая во время разговора занималась своим туалетом и теперь окончательно оправлялась перед зеркалом, обняла ее, нежно поцеловала и сказала:
– Ах, если бы маркиз знал, какого красноречивого адвоката имеет он в тебе! Но не волнуйся, Полетт, я вовсе не так уж холодна и бессердечна. Не скрою от тебя, твой Анри даже нравится мне, и если действительно его любовь не только не отвлечет меня от моего дела, а, наоборот, поможет, то… Но это дело далекого будущего. А теперь раз ты, слава богу, наконец готова, то пойдем завтракать. Папа и так недоволен, что сегодня мы запаздываем. Ты погляди только, как он волнуется!
Жанна, смеясь, подвела подругу к окну и указала на высокого, широкоплечего старика, который нервно расхаживал по садику, недовольно хмуря густые седые брови и изредка встряхивая седой львиной гривой.
– Бедный месье Николя! – рассмеялась Полетт. – И все это из-за меня! Ты, пожалуйста, извинись за меня перед ним, Жанна!
– Но ты можешь сделать это сама!
– Нет, милочка, я должна ехать. Мне необходимо поскорее увидеться с Анри, чтобы обсудить с ним план дальнейших действий. Если можно, прикажи дать мне сюда чашку шоколада, я выпью ее, пока будут закладывать лошадей. Ведь Батист свободен?
– Да погоди ты, сумасшедшая! Не убежит твой Анри, позавтракай с нами!
– Нет, нет, Жанетт, ты уж меня не удерживай!
Полетт выпила чашку шоколада и умчалась в Париж.
Проводив подругу, Жанна спустилась в сад, где на белоснежной скатерти накрытого стола уже готов был холодный завтрак и кофейник испускал клубы ароматного пара.
– Что это за новости, Анюта? – ворчливо встретил ее отец. – Из-за какой-то трещотки ты заставляешь меня ждать целый час! Ты знаешь, как я дорожу правильностью порядка дня!
– Ну-ну, не ворчи, милый мой старичок! – ласково ответила Жанна, подходя к отцу и поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его. – Прости меня, случился такой грех! Ну, пойдем к столу, к столу!
– Ах ты, сахар-медовик! – буркнул старик, сразу растаявший от ласки дочери, в которой души не чаял.
Они уселись за стол. Жанна принялась разливать кофе. Вдруг кофейник задрожал в ее руках, и она испуганно шепнула:
– Папа! Посмотри-ка туда, к решетке у калитки! Боже, что это за человек?
Николай Петрович посмотрел в указанную сторону и увидел какого-то молодого человека в истрепанном, оборванном костюме, жадно прильнувшего к решетке. Руки оборванца судорожно вцепились в перекладину, возбужденные взоры были устремлены на накрытый стол, и все его исхудавшее донельзя, зеленовато-мертвенное лицо говорило о непреодолимом, смертельном голоде.
– Что вам нужно здесь? – окликнул его Очкасов.
– Месье… Пощады… Три дня… голоден… есть… умираю… – на ломаном французском языке простонал оборванец.
– Вы голодны! Так идите сюда! Калитка тут, рядом, толкайте ее от себя! – всполошился
