опыт, который говорил за то, что Рульфо не сумасшедший и что он не лжет. Он сам мог быть обманут, но никого обманывать не пытался. Немногословность Рульфо была вполне понятной: этот человек выглядел таким же сбитым с толку, таким же с головой погруженным в необъяснимое, как и он сам. А что касается его собственной идеи поехать взглянуть на дом… Что ж, кажется, и в свои годы он еще может удивлять себя.
Это был один из загородных кондоминиумов. Названия его улиц вызывали в памяти волшебные сказки: аллея Араукарий, улица Вязов… Но окружающее, несмотря на зелень и тишину, тотчас же развеивало наваждение: высоченные стены, решетки, охранники, охранные системы и камеры наружного наблюдения окружали весь квартал, защищая от глаз любопытных жилые дома. Но скрыты они были не одинаково: относительно небольшие дома лишь слегка прикрыты, а самые солидные загорожены до состояния полной неразличимости, как будто степень приватности была значительно большей роскошью, чем система «умный дом» в максимальной комплектации.
Каштановая аллея оказалась узкой улочкой, и вправду обсаженной каштанами и устланной опавшими листьями. Сумеречный вечерний свет уже угасал, когда Бальестерос припарковал свой «вольво» напротив дома номер три. Участок был последним на улице и сам собой образовывал что-то вроде небольшой площади. Немалой высоты ограда и массивная железная дверь призваны были лишить зевак надежды удовлетворить свое любопытство. Порывы ветра осторожно шевелили палую листву, словно перебирали гитарные струны. Где-то залаяла большая собака, может быть дог.
– Приехали, – произнес Бальестерос, выражая очевидное. Он вышел из машины и вместе с Рульфо подошел к железной двери ограды. – И как туда смог пробраться этот Робледо?
– Все версии событий здесь совпадают: он перелез через эту дверь, проник на территорию, а потом разбил окно. В доме Лидии Гаретти не было охранной системы.
– Женщина со средствами, но не слишком осмотрительная.
Бальестерос удостоверился в том, что дверь крепко заперта, и огляделся: никого не было видно. Он нажал на кнопку домофона, и они принялись ждать ответа, которого не последовало. «Это и к лучшему», – подумал он, поскольку понятия не имел, что мог бы сказать, если бы им кто-то ответил. Посреди каменной таблички, расположенной рядом с дверью и затейливо украшенной синей мозаикой, фигурировала цифра три, а чуть ниже расположилось несколько слов, выведенных черным по белому. Рульфо указал на них:
– LASCIATE OGNE SPERANZA. Это значит: «Оставь надежду…» Один из стихов, помещенных Данте над входом в Ад. Полностью этот фрагмент звучит так: «Lasciate ogne speranza voi ch’intrate» – «Оставь надежду всяк сюда входящий».
– Да, не скажешь, что это самая подходящая фраза для входа в такой красивый дом.
– Для Лидии Гаретти она оказалась пророческой.
– Точно. – Бальестерос потер руки. – В общем, больше здесь никто не живет, я в этом уверен. У этой женщины не было семьи. По-видимому, когда прояснится ситуация с наследством, эта собственность перейдет в другие
