столица!
И действительно, единственное, что объединяет всех нас без исключения, – это канализационная труба: бедных и богатых, умных и дурных, красивых и уродливых, правых и виноватых, медиков и больных, прокуроров и подследственных, трудолюбивых и ленивых, народных и антинародных, героев и трусов, бомжей и домоседов, глухих, слепых и прочее, прочее, прочее.
Даже Абрамович, склонный, как известно, к роскошному эксклюзиву, вряд ли додумается потянуть под себя отдельную трубу с серебряным напылением. Хотя, после моей подсказки, почему бы и нет? Я слышал, что некоторые олигархи, переживая за продолжительность сладкой жизни, все свои выделения, как старый Брежнев, прямиком отправляют под пломбой в секретные лаборатории для исследований – что и как? И правильно, поскольку не столь важно качество унитаза, будь он трижды золотой, сколько то, чем на него надо садиться.
Но это так, необходимое отступление от магистрального сюжета. А сюжет в том, что в роли вновь назначенного мэра Юрий Михайлович, в прошлом способный, но мало известный производственник с большим трудовым опытом, повел себя показательно твёрдо, то есть энергично и решительно, без всякой дискуссионной демагогии стойко отбивая наскоки народных избранников, пытавшихся во главе с тогдашним Главизбранником Русланом Имрановичем Хасбулатовым тянуть всех к ответу, обеспечивая при этом лично себе право на полную безответственность.
Дело в том, что человек во все времена ведет себя так, как ему позволяют, а Борис Николаевич Ельцин, провозгласив достаточно разнузданные «демократические ценности», позволил многим и многое из того, что позволять было ни в коем случае нельзя. Его громогласный рык: «Берите суверенитету, сколько унесете!» – воспринялся как разрешение горластому невежеству, наделенному депутатскими полномочиями, шумно вторгаться в любую сферу, даже не имея о ней никакого представления.
Поэтому в грядущую зиму страна (Москва – прежде всего) вступала в состоянии полного хозяйственного развала. Когда дело дошло до того, что от гостиницы «Россия» (где квартировал депутатский корпус) и до Спасской башни некому было расчистить заснеженные дорожки, и депутаты, чертыхаясь и матерясь, сами торили тропу в Кремль сквозь метровые сугробы, решено было Лужкова от должности, выражаясь современно, отрешить.
Я тогда репортерствовал из Кремлевского дворца в интересах кубанского радио и хорошо помню, как для объяснений на трибуну потребовали мэра. Он неторопливо прошёл через зал, поднялся к микрофону и со спокойной уверенностью (что по тем временам случай для чиновника, даже такого уровня, редчайший, если не единственный) сказал, четко подчеркивая основную мысль:
– Меня на эту должность избрали москвичи, и не вам, господа-товарищи, меня снимать! – а затем с не меньшим достоинством, поскрипывая английскими ботинками, удалился прочь.
Зал возмущенно взвыл, но Борис Николаевич, скульптурно украшавший главное место в президиуме съезда,
