которое и судит и наказывает: оно сильнее целой армии, неумолимее смерти.
– Я не боюсь его, – гордо сказала Мария-Антуанетта, – оно так же опустит предо мною голову, как лев пред непорочной девственницей. На мне нет никакой вины; я была верна королю даже тогда, когда он еще не любил меня; как же я могла бы изменить его любви теперь, когда он – отец моих детей?.. Ну, довольно об этом! Пойдемте, Кампан, королева должна поскорее перерядиться в счастливую женщину!
Камер-фрау, вздыхая и качая головой, последовала за королевой в уборную.
– Долой эти королевские уборы! – сказала Мария-Антуанетта, поспешно снимая пышную робу. – Дайте мне белое платье и газовый платок!
– Ваше величество, вы опять желаете появиться в простом ситцевом костюме? – со вздохом спросила мадам Кампан.
– Разумеется, ведь я отправляюсь в свой милый деревенский Трианон! Знаете, Кампан, король обещал мне целую неделю проводить со мной всякий вечер в Трианоне среди природы и уединения; значит, король целую неделю будет королем только до полудня, а после полудня будет превращаться в мельника в деревне Трианон! Видите, мне необходимо надеть простое бумажное белое платье, хотя мадам Аделаида и упрекает меня за мои костюмы и даже поддержала жалобы лионских фабрикантов шелка, уверяя, что я ношу и ввожу в моду белые бумажные материи и только для того, чтобы поддержать австрийскую торговлю и сделать удовольствие своему брату, императору Иосифу. Ну, скорей, Кампан, мое белое платье!
– Прошу прощения, ваше величество, но я должна позвать обеих камер-юнгфер при гардеробе.
– Боже мой, Кампан! Неужели я всегда должна носить эти цепи? Разве вы не можете сами одеть на меня платье?
– Гардеробные дамы не простили бы мне этого, ваше величество; уж разрешите позвать их!
– Ну, делайте, как хотите! Я за все вознагражу себя в Трианоне! – со вздохом сказала королева.
Через четверть часа она вышла из своих покоев совершенно преображенная: белое платье с воланом не скрывало ее стройных форм; вместо неуклюжего, длинного корсажа со шнипом на ней был легкий сборчатый лиф, опоясанный голубым шарфом, концы которого грациозно свешивались с левого бока. Широкие рукава, обшитые узкими кружевами, и газовая косынка, накинутая на плечи, не скрывали красоты ее изящных белых рук и шеи. Огромная прическа уступила место локонам, падавшим на красивый, твердый затылок и благородные плечи. Королева несла на руке, на широкой голубой ленте, большую круглую соломенную шляпу. Вместо перчаток на ней были черные ажурные митенки. С разрумянившимся лицом, горящими глазами и очаровательной улыбкой на губах, олицетворяя собою веселость, невинность и легкомыслие, Мария-Антуанетта вышла в гостиную, где ее уже ждала герцогиня Полиньяк, бывшая в совершенно таком же костюме.
– Идемте, Жюли! – воскликнула королева, взяв герцогиню под руку. – Покинем этот мир и отправимся в рай!
– Ах, я боюсь рая! – со смехом ответила молодая женщина, – Я боюсь змея,
