на неделю по дням» – написал он. Начертил на листке разметки на каждый день и задумался.
«Нет, пусть на разные дни будут отдельные страницы, – думал он, – так будет легче разбираться. Места хватит – тетрадь толстая. Да и что это я так расслабился? Я что, собираюсь здесь месяцами рассиживаться? Нет, надо форсировать все эти дела. Анастас не одобрит мою медлительность. Да и самому мне уже хочется скорее покинуть эти заскорузлые стены и расстаться со всеми местными корешками».
Долго что-то Михаил черкал на первой, потом на второй страницах. Но толкового так ничего и не получилось.
«Нет, на воле легче всё планировать, – сделал он окончательный вывод и отбросил ручку в сторону. – Там за кем-то проследил, подготовил инструмент, разработал планы захода и непредвиденных отступлений, и все дела на мази. А здесь надо чётко, день за днём, выполнять свою работу. Причём, пропускать нельзя, иначе труд вчерашнего дня может пойти насмарку. Кроме того, надо учитывать, что контингент здесь особый, с разным уровнем испорченности, и всех надо вывести на равную ступень сознания. С руководящим персоналом и службой охраны требуется вести обработку другого рода, но, так, чтобы в результате все подопечные были одинаково подготовлены к новой жизни».
Примерно так размышлял Михаил, сидя на койке, и, держа в руках так и не заполненную планами тетрадь.
Вошёл в палату тюремный доктор Афанасий Афанасьевич, или, дважды Афоня, как называл его Михаил.
–Здравствуйте, Михаил Андреевич. Как Ваше здоровьичко?
–Спасибо, Афоня, то есть, Афанасий Афанасьевич. Здоровьичко в порядке, – как можно, более вежливо, ответил Михаил.
–Геннадий Валентинович приказал переселить Вас сегодня в привилегированную палату, так сказать, в палату для особо уважаемых клиентов. Он сказал: Вам там лучше будет работаться.
–Ещё раз спасибо, но мне не нужны особые условия. Наоборот, я хочу переселиться, если Вы не будете возражать, в общую камеру. Как, Афанасий Афанасьевич?
–Ну, ну. Я не против. Только как же быть с приказаниями Геннадия Валентиновича?
–Скажете ему, что всё в порядке. Михаил Андреевич, мол, переведён в привилегированную камеру.
–Но, я не привык. Я не могу…
–Афанасий Афанасьевич, я вполне здоров, и Вы не можете, не имеете законного права держать меня в своём богоугодном заведении.
Доктор криво усмехнулся на слова Михаила и покорно согласился.
–Как прикажете, Михаил Андреевич.
–Я не приказываю Вам, доктор. Это Ваше решение. Понятно?
–Разумеется. Так оно и есть.
Миша незаметно, но довольно уверенно, без всяких расписанных в тетради планов, приступил к осуществлению, переделке сознания «вверенного ему объекта».
Через некоторое время в палате появился конвоир и, непривычно заискивающе, обратился к Михаилу:
–Мне…
