Одни просто в кафтанах, другие в кожаных, лубяных латах, иные в шлемах, иные в треухах, но все равно готовые умереть в бою. Вот запестрело в глазах от забавных лохматых фигур на крошечных лошадках. Замелькали остроконечные шапки, зеленые и белые халаты, длинные копья с пучками красных волос на концах, кривые луки и кожей обтянутые саадаки[2]. Это несчетная сила татар, башкир и калмыков. Потом пошли сибирские войска и за ними стройными рядами то конные, то пешие полки из боярских и дворянских детей, обученные западному строению.
Государь, встречая каждый отряд, ласково кивал ему головой и провожал до самого конца сияющим взглядом, а патриарх, благословляя проходивших правой рукой, левой кропил их святой водой и неустанно повторял слова благословения.
А за воротами Кремля войска встречал толпившийся народ и провожал их радостными кликами.
Это торжественное прохождение войска заняло все время и зажгло сердца воинственным жаром.
– Что, други, – улыбаясь, обратился царь к стоявшим вблизи, – не возгорается ли и у вас охота идти на ляхов?
– Так бы и полетел, – ответил пылко боярин князь Теряев-Распояхин.
Царь улыбнулся:
– Про тебя знаю! Отец твой, вояка, и Москву от ляхов очистил, и с Лисовским, слышь, бился, и Сапегу знал, а ты с Шеиным под Смоленском был. Пожди, без тебя не уедем, Аника-воин! А сын твой как? Я ему здесь наказал оставаться. Терентий, тебе, может, не в охоту с бабами оставаться, ась?
Молодой князь Терентий, сын Теряева-Распояхина, смущенно выступил и стал на колени.
– Твоя воля, государь! – сказал он.
– Встань, встань, – приказал ему царь, – я ведь шутя говорю. Так как хочешь? Ась?
– Остаться, – прошептал Терентий, вспыхивая.
– Ну и оставайся, а мы воевать уйдем! Так-тось!
Князь Теряев нахмурился и грозно взглянул на сына.
– Не погневись, государь, на глупого, – сказал он, – и я, и сыны мои за тебя готовы костьми лечь.
– Да ты что, – улыбнулся царь, – я его своей волей здесь оставляю.
– А на место его мой младший идет, государь, в поход с нами.
– У тебя и еще сыны есть?
– Петр, государь! – ответил князь.
– Ну, ты его покажи мне.
В это время последний отряд уже уходил в ворота, и скоро площадь опустела.
Царь встал и набожно перекрестился.
– Да будет, Боже, воля Твоя! – произнес он и, обратясь ко всем, сказал: – Через неделю и мы поедем!
Смотр окончился.
Государь сел в раззолоченную колымагу, чтобы переехать небольшое расстояние от патриаршего двора до своего дворца. Вершники побежали впереди. Шествие тронулось.
Следом за ними поехали и царица со своими боярынями.
Бояре проводили
