смотрела из темноты на Несговорова.
– Я знаю, про что вы, – тихо сказала она. – Но тогда уж «Человек огня». Фреска из приюта в Гвадалахаре.
– Да, – сказал Несговоров. – Да, именно эту его вещь я держал в голове и как-то упустил.
«Человека огня» он не назвал потому, наверное, что видел только репродукции, и хотя уже ими был потрясен, но даже самому себе стыдился в этом признаться, а о местонахождении подлинника как-то не задумывался… Сообщение Маранты застало его врасплох. Неужели судьба распорядилась столь гениально? Такая картина должна украшать именно приют, служить тем, кому трудно. Засыпая вечерами и просыпаясь утрами под «Человеком огня», они не посетуют на тяготы текущих дней, не растратят время жизни на пустые роптания, но будут готовиться к светоносному подвигу. И молиться станут лишь о том, чтобы Бог даровал им в решающий час силу, смысл и красоту.
Еще Несговорову показалось, что Гвадалахара как-то связана с Марантой, где-то уже всплывало рядом с ней это далекое звучное имя, но как и где, вспомнить не мог, а спросить – постеснялся…
Втроем расчистили участок пола перед окном, задыхаясь от поднявшейся пыли. Расстелили найденное Марантой полотнище, сшитое из нескольких полос крепкого серого рядна. О таком холсте нельзя было и мечтать! Ловко орудуя невесть откуда взявшимися молотком и гвоздями, Маранта натянула и закрепила его по периметру на длинных рейках. А затем подала Несговорову кисть.
– Всегда найдутся доброхоты, готовые протянуть ружье! – напомнил он ей с улыбкой ее слова.
Недоставало света; но уже после первых мазков Несговоров убедился, что вполне может ориентироваться в полумраке по фосфоресцирующему следу краски. Маранту, однако, это не устроило, и она решила спуститься в гримерную за новыми свечами, а заодно раздобыть где-нибудь еды.
Викланд молча рассматривал площадь. Несговоров погрузился в работу.
Человек огня, распятый на кресте, весь воспарял взвихренным потоком к небу. Тело формировалось пламенем и было от него неотличимо. Густые, более спокойные нижние языки наполняли силой мышцы ног и живота, а выше стремительная тяга, казалось, с оглушающим ревом возносила вместе с искрами почти бесплотные контуры головы и плеч… Так это представлялось теперь Несговорову.
Рисунок, как и горение, начинался снизу. Низ – холодный. Единственное, что еще оставалось в человеке не затронутым пламенем, были голые ступни да икры.
На все человеческое и огненное имелось всего две краски: алая и синяя. Небогато.
Могло быть и хуже, подумал Несговоров, когда ему удались ступни. Человек как раз и состоит из двух: холодной мертвой плоти, своей тени, и бегущей по жилам горячей крови. С пламенем потруднее: как ни парадоксально, в природе нет огненного огня. Но ведь артерии, по которым струится кровь, тоже не кажутся нам алыми, они – голубые. Так и огонь, достигший максимальной силы и чистоты сгорания…
– Грузовик, – скучным голосом
