стену башни и оплавившее свинцовую дверь. Пламя погасло, ибо обруч сам закрыл огненный путь. Но ни разу Ранду Ваасу не удалось найти мир, достойный свободного человека.
Эйлар стояла перед обручем, пытаясь угадать, чего ждет от нее отец. Помощи? Осторожности? Терпения?
Даже Уммилис не сумеет понять мысли отца, когда он прошел через обруч…
Раздался хрип. Совсем близко – за радужной пленкой… Завеса колыхнулась, обтягивая рослое тело. Ранд Ваас, сгорбившись, переступил обруч, неся на плече молодого парня в странной одежде. На руках отца была кровь – своя или чужая, не разберешь. Увидев Эйлар, отец довольно осклабился и бросил ношу на пол.
– Мир, – хрипло сказал он. – Мир рабов.
– Я потеряла половину слуг, спеша на твой зов, – ответила Эйлар. – Хороших слуг.
Отец молча повернулся к обручу. На серебре поблескивали в маленьких лунках разноцветные камни.
– Запомни узор, – коротко приказал он. – Боги Храма посмеялись надо мной, но я нашел мир, который станет нашим.
Он вынул самый верхний камень, прозрачный, как горный хрусталь, искрящийся, как бриллиант, скользкий, как ртутный шарик. Мерцающая пленка потускнела и погасла. Теперь сквозь обруч была видна лишь противоположная стена.
– Этот мир может стать нашим, – сказала Эйлар и с любопытством тронула босой ногой неподвижное тело. – Если только у него еще нет повелителя.
Ранд Ваас спрятал под кожаный панцирь камень-ключ. И сказал:
– Мне кажется – если я не сошел с ума, – что это мир одних только рабов. Тебе придется это проверить, дочь.
Я, Эйлар Ваас, стою на земле, которая моя по праву. Я дочь своего отца, и ошибка его на мне. Моя рука остановила его жизнь, но двигала ею воля отца. Ибо он знал – нет прощения, когда нарушены основы порядка. Не мне повторять их для вас, брат отца Ранд Ваат и друг отца Крий Гуус. Но я повторю – для земли, которой буду владеть, для слуг, которыми буду править, для стали, которую понесу в бою.
Отсотворения земли – и до угасания солнца.
От рождения человека – и до погребального костра.
На север и юг, на восток и запад.
Один закон жизни дан всем.
Есть свободные и рабы, есть господа и слуги.
Свободный может быть трусом и подлецом. Он может быть жалок и смешон, а лицо его уродливо. Не это делает его господином рабов.
Раб может быть смел и благороден. Он может быть горд и величествен, а лицо его прекрасно. Не это делает его слугой свободных.
Правда снаружи, а не внутри. Истина приходит лишь через другого человека.
Нет хуже проступка, чем сделать слугу господином, – кроме единственного: сделать свободного рабом.
Мой отец забыл истину – и потому я стою перед вами на своей земле. И мои рабы на стенах замка готовы умереть за меня.
Уммилис,
