утро Алекс приснился все тот же, много лет мучающий ее, сон.
… – Дура, я плохо плаваю. Пусти, чокнутая, я же утону. Алекс, Алекс, что ты творишь, ненормальная? Прости меня, прости, только отпусти, вытащи-и-и… – Женя отчаянно хлопал по воде руками, пытаясь удержаться на поверхности, жадно хватал ртом воздух, трепыхался, но медленно и упрямо шел ко дну. Алекс слишком хорошо умела держаться на воде, чтобы оставить ему хоть один шанс на выживание…
Каждое утро в психушке начиналось примерно одинаково.
–Не выходим из палат, все остаемся на местах, не двигаемся… – громко кричала медсестра, – сейчас я вас посчитаю, потом хоть катайтесь по полу. А сейчас пересменка! Пе-ре-сме-нка!
–Раз! Два! Три! Соловьева, сейчас же сядь на кровать! …Десять! Где Пихиенко? Пихиенко где? Не прячься, я все равно тебя вижу… Двадцать! … Шахова, прекрати курить в палате! Двадцать пять! … Кто ударил Авраменко? Авраменко, почему у тебя синяк под глазом? … Тридцать два! Не дергай штору, Минаева, багет только позавчера повесили, а ты опять обрываешь… Тридцать пять! Тьфу, сбили, теперь надо заново считать. Раз! Два! Три! … Не ходите по коридору! Оставайтесь на местах! Десять! …Пятнадцать! Лукина, куда ты полезла? А, ну-ка, вернись. Кошкина, сними ее с окна. Опять сбилась, да что вы за бестолочи такие?! Раз! Два! Три! …
Так могло продолжаться и двадцать минут, и больше. Потому что психически ненормальные женщины долго не выдерживали сидеть на одном месте, а медицинские работники не могли с первого раза пересчитать пятьдесят бестолковых рыл, которых и считать-то было необязательно. Ибо куда же они денутся из закрытого на «сто замков» отделения, когда они и здесь не всегда могли найти дорогу в туалет или в свою палату.
–Я здесь лежу? – симпатичная Олечка по сто раз на дню подходила к каждой кровати и задавала женщинам этот вопрос.
–Нет, не здесь, пойдем, покажу, – ее отводила на место то одна больная, то другая, то третья. Но через несколько минут Оля вновь возвращалась.
–А где я лежу?
–Ты лежишь в другой палате. Вон там, – ее снова отводили, но она появлялась снова.
–Где моя кровать?
–Да нет здесь твоей кровати!
–А где же моя кровать? – у Оли от отчаянья выступали слезы на глазах, – где-то же есть моя кровать? Или нету?
К вечеру она могла «достать» кого угодно и тогда на следующее утро появлялась в чужих палатах с припухшим носом:
–А где я лежу, вы не знаете? …
… -Таблеточки пить, таблеточки! – неизменно звучало в отделении после пересмены.
–Тебе занять очередь? А тебе? – спрашивала у всех Люба Соловьева и торопилась получить лекарства раньше других.
–Нравится пить эти гадости? – Алекс становилось плохо от одной мысли о них.
–Конечно. Потом все становится по барабану. Я уже второй год взаперти сижу, знаешь, как меня все достало?
–Знаю.
–На, – сыпала медсестра в руку Алекс с десяток разнокалиберных, но одинаково «убийственных» психотропных таблеток.
