хоть и без всяких надежд на счастье с нею.
Он еще был слишком юн и свеж сердцем, чтоб воспринять внушаемое интриганом относительно его любви.
Не мог он и завязнуть в сетях аристократических традиций, не мог признавать неодолимых преград счастью между ним и Аретой.
Что такое милость Тарквиния, похвала сената, поклоны уважающего тебя плебса, весь блеск и почести? Эмилию было не до них. Ему было безразлично само существование или уничтожение Рима в эти годы его пылкой страсти.
Он любил Арету не как дочь рекса, а видел в ней лишь подругу детских дней, без которой жизнь казалась ему невозможной. За нее он готов был терпеть все невзгоды и злоключения.
Эта житейская буря нагрянула помимо его готовности.
Едва Клуилий убедился, чего он достиг и чего достичь не может, он оставил юношу в покое, перестал при встречах докучать невыносимым брюзжанием.
Заставив Эмилия возненавидеть опекуна и других особ, кого считал нужным припутать к интриге, мрачный жрец стал нашептывать этим людям указания на признаки ненависти юноши к ним.
Интрига с незаметной постепенностью начала сказываться, проявлять себя. Повсюду, особенно у Вителиев, родни Брута, где прежде встречали Эмилия с жаркими объятиями, началась перемена отношений, как бы подпольная война среди мира – ледяная холодность сухой вежливости.
От Эмилия каждый старался отделаться, сплавить его от себя к кому-нибудь другому в собеседники или участником игры, занятий, дела, точно это был психический больной, способный на дикую выходку, или зараженный прилипчивым недугом.
– Непокорный… непослушный… непочтительный… ненавидит свою благодетельницу Туллию, принявшую его в товарищи сыновей… ненавидит данного ею опекуна…
Такой слух в тогдашнем Риме означал ужасное пятно. Тем хуже было, что Эмилий был сыном казненного. Брут заступил ему место отца. Старший над младшим там властвовал пожизненно, никакой предельный возраст не полагался для избавления от такой опеки.
Молодому человеку сочувствовали лишь весьма немногие из понявших его натуру товарищей, между которыми был и муж Лукреции Луций Коллатин.
Брут, человек умный, но прямодушный, умея хитрить сам, не любил интриговать, поэтому и не понимал особ вроде Клуилия, а как человек глубоко религиозный не дерзал обвинять, даже мысленно, жрецов в плутнях, особенно дельфийского оракула, считавшегося самой великой святыней тогдашнего языческого мира.
Брут горевал, но не старался сблизиться с воспитанником, опасаясь повредить Эмилию этим расположением.
Глава XIII. Уличенный во лжи
Запуганный нашептываниями Клуилия, Эмилий решил видаться с Аретой тайно, не ходя больше к ней на женскую половину, даже стараясь, хоть и весьма неискусно, пустить молву, будто между ними произошла из-за чего-то размолвка.
Этому поверили далеко не все.
Эмилий тут рисковал быть уличенным
