дорожной шляпе и в дорожной трости —не в гордости… ну разве иногда.
9. «Сказать, что много есть чего сказать…
Сказать, что много есть чего сказать,
но не скажу, ибо не будет проку, —
так это лучше вовсе промолчать,
не затевать строку или абзац,
не предаваться более пороку
хождения в народ или в печать.
Хотя ведь из краёв, где я живу,
в народ не ходят, а в печать – тем паче:
другие здесь, высокие, задачи —
не тронуть ветку, не примять траву,
не сдвинуть камень, не стряхнуть росу
и паучка не тронуть на весу.
Когда-нибудь потом, упав ничком,
я стану веткой, камнем, паучком,
комариком из здешнего болотца:
пути судьбы чудесны и кривы —
и милый странник, не примяв травы,
посмотрит на меня и улыбнётся.
Никто не возвращается к себе:
пункт А не существует в пункте Б,
и что ни пункт – то новая утрата.
Но каждый раз рискуя головой,
ты празднуешь последний праздник свой —
волшебный, вечный праздник невозврата.
10. «Мне надо всё уже переводить…
Мне надо всё уже переводить —
не потому, что плохо помню глоссы,
а потому что… новые колоссы
и каждый день – очередной вердикт.
Я сдался, мне уже не разобраться,
где что у вас – особенно где братство.
Я путаюсь в словах и словарях,
я больше никакой не собеседник,
я заблудился весь в моих осенних
годах и мыслях, словно твой варяг —
веками путешествующий в греки,
заворожённый музыкой навеки.
Простите всех, идущих стороной,
простите всех, кто не идёт за вами
и кто неподходящими словами
смущает без нужды ваш рай земной:
они исчезнут вместе с прочей скверной —
как морок, как слуга ваш непокорный.
А то ведь как… в краю покорных слуг,
где каждый знает, что почём и сколько,
где всё путём, где без сопливых скользко,
где в будущность несётся грозный струг,
возврат есть часть сценария измены:
все прокляты, все квиты, все забвенны.
11. «Нам лучше друг без друга…
Нам лучше друг без друга.
Мой поход —
он продолжается уже не год,
не три, не пять, хоть, в общем, и не эру…
но говорю я это так, к примеру,
не вызывая никого к барьеру,
особенно – забывчивый народ.
Кто принял то, что я не смог принять,
и принимает всё это опять, —
они устали и хотят покоя:
их надо пожалеть и всё такое,
а странникам, как сам я, с их тоскою,
не место там, где их отец и мать.
Им место там, где больше нет родства,
где облака, деревья и трава
живут, хоть и все вместе, но поврозно,
где думать больше не о ком и поздно
хозяйничать,
