молодые подпрыгивали, дети вытягивали шейки и просили родителей приподнять их повыше. Бабушка сжала руку Лизы крепче и ускорила шаг.
– Мария Алексеевна, сколько лет, сколько зим! – окликнул её дребезжащий старческий голос. Бабушка нехотя обернулась, зачем-то прикрыв внучке рукой глаза.
– Любовь Ивановна, торопимся мы.
– Да тут стряслось-то что… Сто лет такого не было, – не унималась женщина.
Раздался спешный топот. Лиза сдвинула бабушкину руку с глаз и увидела поджарого старика, отделившегося от толпы. Стена из людей на секунду образовала провал, который тотчас заполнился новым страждущим зрителем.
– Женщину… поезд… сбил… – промолвил старичок, с наслаждением растягивая каждое слово. В его взгляде читалось глубочайшее удовлетворение, смешанное с перевозбуждением. Расширенные зрачки сновали туда-сюда, изучали Лизу, бабушку, Любовь Ивановну и снова Лизу.
– Пойдём мы, мне варенье ещё доварить надо, – с ходу соврала бабушка Лизы.
– А почему сбил, Федь, не знаешь? – спросила Любовь Ивановна.
– Самоубийство. Любовь несчастная, все дела, – с придыханием ответил старик.
– На телефон себя девка снимала, какая любовь? – раздался голос откуда-то из правого края толпы.
– Пути переходила неудачно, – затараторила какая-то девушка из первого ряда.
– Что, Мария Алексеевна, даже смотреть не будешь? – Любовь Ивановна вылупила ничего не выражающие глаза.
– Люб, ну ты что? Внучка же увидит. Девочке… такое видеть… нежелательно. – Федя поморщился, как кот, только что объевшийся сметаны.
– С кредитами она не расплатилась! – раздался громкий злой голос слева. – Ипотеку брала, а муж к другой ушёл. Сама выплатить не могла. Ну вот и…
Лизе стало страшно. Страшно не от осознания того, что на путях сейчас лежит растерзанное поездом тело. Страшно от наблюдения за этими людьми, за безумцами, глядящими в лицо самой смерти и устраивающими идиотские викторины. Если бы призом за правильный ответ была возможность спуститься на рельсы и оторвать кусочек плоти себе на память, бесспорно, они орали бы до хрипоты, будто дурные вороны.
А ещё именно тогда Лиза обратила внимание на тени. Будто вставшие на ходули чудища, они стояли позади толпы и взволнованно дрожали. Вдыхали невидимыми носами медный запах крови, разглядывали невидимыми глазами расплющенные потроха. Насколько же они, должно быть, уродливы, если невозможно увидеть их лица?
Такое же чудовище свернулось и возле её собственных ног. Делающее вид, что дремлет. Изображающее покорную марионетку, тогда как на самом деле является кукловодом. Лиза знала: стоит только отвернуться, как тень начнёт строить безобразные гримасы, размахивать руками, беззвучно топать. Тогда Лиза начала прыгать, тщетно думая, что растопчет чёрную уродливую гадину. Но всякий раз
