увлекающимся. Она говорила: «Неожиданно он проснулся, и у него заработала голова».
Фактически же его безумие только усилилось. В свободное от работы время он писал почтовые открытки, писал их десятками, сотнями, посылая их наиболее влиятельным людям города, высказывая в них мнение, что по своему статусу он является равным им. Он писал своему обожаемому Гаррисону и другим высокопоставленным политикам, включая и самого губернатора штата Иллинойс. Возможно даже, что и Бернэм, учитывая его новое, более выдающееся положение, получил от него почтовую открытку.
То, что Прендергаст был беспокойным молодым человеком, не вызывало сомнений, но то, что он может стать опасным, казалось невероятным. Любому, кто встречался с ним, он представлялся еще одной несчастной душой, сокрушенной и раздавленной нестихающим грохотом и мерзостью, царившими в Чикаго. Но Прендергаст имел большие надежды на будущее, которые он в основном связывал с одним-единственным человеком – Картером Генри Гаррисоном.
Он полностью и с готовностью посвятил себя кампании по выборам Гаррисона в мэры (хотя Гаррисон об этом даже и не подозревал), десятками посылая почтовые открытки и рассказывая всем, кто хотел его слушать, что Гаррисон – настоящий друг ирландцев и всех трудящихся, а значит, именно он и является самым подходящим кандидатом на эту должность.
Он верил, что когда Гаррисон, наконец, переизберется на свой пятый двухгодичный срок – было бы идеально, случись это в наступающих апрельских выборах 1891 года, – и пробудь он на этой должности до следующего переизбрания, в 1893 году, он вознаградил бы Прендергаста тем, что дал бы ему работу. Именно так и действовали чикагские политики. У него не было сомнений в том, что Гаррисон пройдет в мэры и спасет его, Прендергаста, от утренних морозов и злобных мальчишек-рассыльных: ведь сейчас, кроме этого, в его жизни не было ничего.
Среди наиболее прогрессивно мыслящих психиатров такой вид необоснованной убежденности был известен как галлюцинация, или заблуждение, связанное с недавно описанным умственным расстройством, названным «паранойей». К счастью, такие галлюцинации по большей части были не опасными для окружающих.
25 октября 1890 года место под строительство выставки все еще не было выбрано, и тут из Европы пришла тревожная новость, первый намек на то, что собираются силы, способные принести выставке больше вреда, чем волокита совета директоров. «Чикаго трибюн» сообщала, что растущие волнения на мировых биржах усилили озабоченность в Лондоне тем, что в ближайшем будущем возможна не только рецессия, но и всеобщая паника. Эти опасения немедленно начали лихорадить Уолл-стрит. Акции железнодорожных компаний пошли вниз, а стоимость акций компании «Вестерн Юнион» сразу подешевели на пять процентов.
В следующую субботу новости, подтверждающие обвалы на мировых биржах, пришли и по подводному кабелю, соединяющему Британию с Америкой.
В
