порою в ярость, которой был подвержен. Он кричал на сына, и глаза его метали молнии. Но, видя, что отрок лишь смиренно смотрит на него и начинает дрожать от страха, Удон убегал со двора в замок и там набрасывался с упреками на мать Генриха графиню Гедвигу.
– Подумать только, такая сильная женщина, а родила какого-то журавленка! Я его видеть не могу, он меня бесит! Род Штаденов с ним прекратится!
Графиня Гедвига не всегда терпела напрасные упреки и выпускала коготки.
– Зачем ты меня выбрал? Мы с тобой родня в четвертом колене. Вот и пожинай увядание рода.
– Что ты говоришь напраслину? А Людигер Удо, этот будущий победитель турниров, разве не наш сын?
Маркграф безнадежно махал рукой, уходил в трапезную, там выпивал кубок рейнского и взбодренный возвращался на плац, где в это время с Генрихом занимался старый слуга и бывалый воин Карл. Маркграф спрашивал его:
– Скажи мне, верный Карл, преуспеет ли когда-нибудь наш журавленок в военной справе?
– Ваша светлость, ваш сын во всем преуспеет, когда придет час, – довольно уверенно отвечал Карл.
– Я поверю тебе, когда увижу хоть что-нибудь из рыцарских задатков Длинного. Учи его, учи, старый лентяй! – И Удон садился на большое, грубой работы кресло под деревом, нацеливал свирепые глаза на сына и нетерпеливо ждал, когда тот поднимет меч.
Но Генрих, который стоял в девяти шагах от отца, вместо того, чтобы заняться с Карлом фехтованием, взялся ковырять мечом землю между камнями. Увидев такое кощунство над святым оружием графа Экберта, доставшимся Удону в наследство, он потерял над собой власть.
– Защищайся, негодный мальчишка! – И, обнажив меч, грозно двинулся на сына.
Однако Генриха грудью защитил отважный Карл.
– Ваша светлость, помилуйте! Дайте нам срок, и мы будем биться на равных с любым рыцарем!
Маркграф заскрипел зубами и убрал меч в ножны. Он слишком дорожил своей честью, чтобы размахивать в гневе мечом перед отроком. Покидая плац с низко опущенной головой от тяжелого разочарования в старшем сыне, он вспомнил о младшем Людигере Удо, и на сердце стало еще тяжелей. Людигер подрастал при матери Удона графине Иде. Отдали его на воспитание бабушке не случайно, а по ее жесткому требованию. Лет пять назад старая женщина сказала:
– Вы, Штадены, получите в наследство мое состояние, замок и земли только в том случае, ежели внук мой Удо вырастет при мне.
Маркграф Удон было взбунтовался. Но мать усмирила его:
– Ты забыл, что у меня есть еще внучка? Все ей оставлю, ежели не будет по-моему. А теперь уходи, неблагодарный, с моих глаз.
Удон хорошо знал свою мать. В гневе она была неукротима, и сам он унаследовал ее норов до предела. И маркграф смирился с требованием матери, отправил любимого сына Людигера в замок Экберт.
Наступил
