на месте, я убедился, что ничего не забыл и поспешно загромыхал вверх по лестнице, с хрустом давя сбежавшихся на запах еды насекомых.
Не обращая внимания на подъездную дверь, поднялся на один лестничный пролет и нырнул в первую попавшуюся квартиру. Короткая перебежка до задней комнаты и прыжок в окно, на песочную кучу у стены. Да, я сильно рисковал, когда прыгал на песок, там могло скрываться все что угодно, например торчащая вверх ржавая арматурина, способная вспороть меня от брюха до шеи, но осознал я это лишь через десяток минут, когда запыхавшись, перевалился через каменный забор детского сада и обессилено рухнул на землю.
Одна радость – микрорайон окраинный, здесь редко кто бывает. По очень простой причине – слишком близко к пустыне, откуда лезут мутировавшие твари, привлеченные запахом поживы. Одни скорпионы и здоровенные мохнатые фаланги чего только стоили. Но это еще мелочи. Случалось сюда забредали ведомые чувством голода вараны. Вернее сюда являлись те твари, чей предок некогда был серым вараном – во всяком случае, именно так говорил Тимофеич. Теперь же это бронированное чешуйчатое уродище, с длиннющим хвостом, здоровенной пастью и дико токсичной слюной. Лично я видел варанов до четырех метров длиной, но ходили слухи и о более крупных монстрах, живущих около давно заброшенной урановой шахты, что расположена в пятидесяти километрах от города. Встретиться даже с молодым вараном без огнестрела в руках означало быструю и мучительную смерть. Единственное приятное в тварях – зимой они впадали в спячку, и до весны о варанах можно было не вспоминать. Вот только сейчас шел первый месяц весны. Время, когда вся пустыня начинала пробуждаться от зимнего сна. Когда изголодавшиеся рептилии выбираются на поверхность и ищут поживу.
Переведя дыхание, я с усилием заставил себя подняться на ноги и, сгибаясь под тяжестью двух рюкзаков, потрусил дальше, не забывая крутить головой по сторонам и поглядывать под ноги, на бугристый песок и асфальтовое крошево. Главное успеть дотащить барахло в укромное место и не попасться никому на глаза. Город хоть и кажется вымершим, но на самом деле жизнь здесь бьет ключом. Вот только льется из этого ключа не родниковая вода, а грязевая жижа с вонючим запахом разложения. Лишь бы никто меня не засек, лишь бы никто не засек…
Это было второй заповедью Тимофеича – стремление к полной анонимности. Чем меньше людей и мутов знает, где я живу и чем занимаюсь, тем больше у меня шансов дожить до следующего утра. А жить я хотел очень сильно, поэтому старательно впитывал в себя крупицы драгоценного знания, щедро даваемого Тимофеичем. Я никогда не произносил этого вслух, но всегда считал старика отцом. Человек, которому я обязан жизнью и которого не смог уберечь. Единственный кто был мне по-настоящему близок.
Именно что был – четыре месяца назад старик пошел на толкучку купить пару баклажек с артезианской фильтрованной водой и больше не вернулся. Нашел я его уже в сумерках, лежащим навзничь на разбитых стеклоблоках. Опознать Тимофеича удалось только
