и зла, белого и чёрного. Мы просто сместили балансир на сторону жизни и добра, чем закосили весь механизм своих моральных весов напрочь. И стала наша мораль описываться символом златоглавого белокаменного монастыря, так ведь? И всё, баланс нарушен, смещён в сторону жизни и добра. Побег от реальности, от неизбежности смерти, в монастырь в чистом виде на уровне коллективного бессознательного. А люди ещё гадают, что ж так бедно живётся-то на Руси? Так, ребята, родные, в монастырях денег нет. Их и не было там никогда, братцы. Птицам деньги не нужны. А я деньги зарабатываю, понимаете?! И точно знаю, что товарно-денежные отношения, которые мне интересны, возникают на стыке добра и зла, прямо посередине спектра. Я разве виноват, что я посередине, и они посередине? Только моя середина в реальном центре, сером центре, а у них середина в белокаменном монастыре. Так кто из нас идеалист и реалист? Не верю я в высокие идеалы, Игнат. Высокие идеалы – это острые углы, а в море нет квадратной гальки, она вся круглая. Я это понимаю, поэтому живу по реальным правилам. Может я по их меркам и зажиточный. Да, я зажиточный, а они – прожиточные, но так кто из нас заблуждается?
– Так, я не понял, Лёш, ты зачем эту тему сейчас поднял?! – ошарашенно смотря на заведённого токующего собеседника, аж с середины его длинной тирады, грубо, если не сказать – зло, тормознул поток слов Игнат.
– Какую тему? – остановился Алексей, как вкопанный.
– Лёха, не надо трахать мне мозг. – в голосе Игната явно сквозила если не внезапная ненависть, то плохо скрываемая угроза. – Ты прекрасно понял, о чём я. Ты с хера эту тему про «смерть от укола» трогаешь?!
– И чего? Чего ты взбрыкиваешь-то? Я ж тебе говорю – не помогут. Подыхай сам. – пытаясь продолжить на той же волне, докатывался Алексей, но, увидев, как мертвенно побледнело лицо его визави, осёкся. – Гнат, я не понял, чего ты на меня уставился, как на крысу? Я тебя прищемил чем-то?
– Ты, Лёх, если бы не был моим хорошим знакомым, вот я б тебе сейчас всю харю здесь разворотил. – рявкнул Алексею молодой принц таким неожиданно ледяным, скорее даже мёртвым тоном, что у того невольно подкатил комок к горлу и обдало приливом горячей крови всю нижнюю половину лица.
Алексей вдруг осознал, что видимо сам того не желая, больно уколол партнера в его, возможно, самое уязвимое место. Лихорадочно пытаясь вспомнить всю информацию, которая хранилась в его технократической голове, Вознесенский старался выдержать тяжелый пронзительный взгляд без ножа режущих его с противоположной стороны столика голубых глаз. Но, так как на сбивчивые запросы хозяина память выдавала об Игнате лишь ответы делового характера, с предположительным размером личного капитала, кругом общих знакомых, деловых интересах, и прочей бизнес-аналитикой, приправленной обрывочными сведениями о традиционной многодетной семейственности Игната и чем-то ещё, то ни сами по себе, ни все вкупе, эти разрозненные данные вряд ли могли объяснить происходящее. С каждой секундой длившегося молчания
