вся измята…
Ничего
Боливийский крепыш Дельгадо в детстве был весьма болезненным ребенком. Бывало, выведут его во двор погулять, а он в обморок падает. Или пойдет с ним мама на базар за боливийской селедкой, а продавцы плакать начинают от болезненности его вида. Плачут, рыдают, головы песком посыпают, а ни одного боливиано не уступят.
В школу Дельгадо пошел, но пропускал уроки физкультуры. Когда ему исполнилось 10 лет, на первый юбилей съехались все родственники Дельгадо. Из департамента Потоси приехала тетушка Санчо. Из Бени двоюродный дядя Бернардо, а из Оруро приехал странного вида пожилой человек, назвавшийся дедом Чамба.
Кто такой дед Чамба, никто вспомнить не мог, но из уважения к старшим и страха прогнать настоящего родственника его приняли и поселили на три дня в комнате Дельгадо.
Первые сутки дед Чамба почти не разговаривал. Ложась спать, он хитро подмигнул Дельгадо и, отвернувшись к стене, сразу же уснул. На второй день он участвовал в праздновании дня рождения мальчика и даже произнес какой-то странный тост на древнем языке тупинамба. Мало кто из присутствующих что-то разобрал в речи пожилого индейца, но все одобрительно закивали головами, а мама Дельгадо в очередной раз прижала сына к себе и поцеловала в макушку.
Ночью дед Чамба проснулся, сел на кровати и, растолкав мальчика, обратился к нему на чистейшем испанском:
– Слышь, малец!
– А? – спросонья ответил Дельгадо.
– Ты, это самое, чахоточник или что?
– Что?
– Я говорю, чего такой малахольный?
– Я не малахольный, дедушка, я болезненный, – честно признался парнишка.
– Хе-хе, – усмехнулся дед, – и чем это ты болеешь?
– Да никто не знает, – прошептал мальчик, – какая-то странная болезнь. Кашляю я, чихаю. Вот.
– Ты меня не грузи, – добродушно улыбнулся гость. – Я тебя вылечу.
Он достал из-под кровати свою сумку, порылся в ней и извлек маленький грязный мешочек серого цвета. Открыв его, он поманил пальцем Дельгадо.
– Загляни!
Мальчик заглянул в мешочек.
– Что ты там видишь?
– Ничего.
– Ну вот, правильно, хе-хе.
Дед Чамба тихо захихикал и откинулся на кровати. Дельгадо смотрел на него непонимающими глазами.
– Короче так, слушай сюда! – сказал дед серьезно. – В мешочке ничего нет, значит, и в тебе ничего нет. Понял? Иными словами, ты смотришь в мешочек – нет ничего. Я смотрю в тебя – тоже нет ничего! Ясно, я спрашиваю?
– Нет, – растеряно произнес Дельгадо.
– Короче, малец! Повторяю. В мешочке нет ничего! Ты видел?
– Ага.
– И в тебе я видел тоже. Понятно?
– Что видел?
– Видел тоже, что нет ничего. Понятно?
– Чего нет ничего?
– Фух! – устало выдохнул дед. – Ты меня убиваешь. Ладно, какая разница. Ложись
