только, как шлюпка подошла туда, постояла некоторое время, а затем неторопливыми толчками стала приближаться к эсминцу.
Вот она была уже рядом. Вот и сам Деревянко как-то растерянно взобрался на выстрел и, нагнувшись, протянул руки кому-то вниз. И наконец Цикорадзе увидел боцмана. Тот еле держался на ногах.
Неужто старика хватил солнечный удар ?! – с ужасом подумал капитан третьего ранга. – Да будь я проклят за такую игру! Да я…
Втащенный двумя матросами по штормтрапу, боцман ступил на палубу. Глаза его были закрыты.
– Гамарджоба, батоно !!! – не в себе от волнения, совершенно невпопад и не к месту закричал Цикорадзе на уже порядком забытом грузинском языке. – Василий Иваныч!!!!
– Хас-булат уда-алой,
Бедна сакля тва-аяа!!
– неожиданно четко пропел боцман и открыл глаза.
– Грибок окаянный… В загробные рыдания, – пробормотал он. – Всегда животворяще господа! Совсем на солнце распоясался, мочи нет, в стоса его и в Спаса и в митрополита Санкт-Петербургского…
Боцман взмахнул руками, пытаясь ухватиться за леер и повалился, как куль, в объятия командира.
Он был мертвецки пьян.
IV
Капитан третьего ранга Цикорадзе достал из ящика, засунутого в угол каюты, бутылку. Отбил сургуч об край столика, подковырнул и выудил со щелчком картонный капсюль, плеснул себе в стакан, попробовал. Он почти не пил, лишь баловался изредка присылавшимся из дома вином Алазанской долины – но понял, что Деревянко обещание выдержал, не пожидился и водку прислал хорошую. Он вызвал кока, приказал забрать ящик на камбуз и выдать завтра на ужин команде с таким расчетом, чтобы каждому хватило попробовать из выигрыша, завоеванного отважным боцманом Василием Ивановичем.
Потом вынул из внутреннего кармана спасенные золотые часы, щелкнул крышкой, в тысячный раз прочитал надпись и сверил время.
Одернул китель, застегнулся на все пуговицы и поднялся на мостик. Кругом было совсем темно. Виднелись только руки вахтенного командира, лежащие в световом круге на столике.
– Все в порядке, Григорий Григорьевич, – сказал он, по шагам узнав командира.
Цикорадзе улыбнулся. На самом деле, с кораблем было все в порядке.
– Сигнальщик! – крикнул он в темноту.
– Слушаю, товарищ капитан т’ранга! – мгновенно отозвался невидимый вахтенный матрос.
– Семафор на «Спокойный»! Открытый текст, – Цикорадзе усмехнулся. – «Генацвале. Восклицательный знак. Если не хотите проспать склянка. Запятая. Сверяйтесь с наши часы. Три восклицательный знак.»
– Есть семафор, – весело ответил сигнальщик и тотчас захлопали узкие створки прожектора, посылая в чернильную тьму точки и тире азбуки Морзе: «Глагол»… «Есть»… «Ниже»… «Аз»…
Цикорадзе удовлетворенно хмыкнул.
