Отец сам бы мог справиться, тем более это его стихия. Застолья, бесполезный треп…
– Ты переоцениваешь меня, когда думаешь, что мне совсем плевать на свой долг, даже если он заключается в таких смехотворных вещах. От скуки и потерянных крыльев подобные сборища составляют важную часть нашей жизни. Все мы забиваем дыры… И потом, хоть когда-нибудь нужно развеяться.
Мария всегда была для Веры недоступной, загадочной, хотя дочь много знала о матери. Чем больше она узнавала, тем сложнее и противоречивее становился клубок материнских черт. Странно – Мария всегда была рядом, но Вера остро ощущала недостаточность матери, ее недосказанность. Ее было мало, катастрофически мало. Из-за этого с самого детства Вера больше тянулась к женщинам, казавшимся ей ближе, но загадочнее, чище, но противоречивее по сравнению с громким отцом. Порой Вера со страхом думала, что Мария разрывается стихиями, темными сползающими массами желаний. Хотя внешне казалась едва ли не застывшей.
Мужчин всегда было достаточно, они не поражали такой чувственностью и сложностью. С ними было весело, интересно… Их хватало. Они насыщали. Марии недоставало. Ее нежных рук, которые ласкали ее в детстве. Ее откровений о молодости, влюбленностях в каких-то навек ушедших молодых людей, от которых дочерям достались лишь смытые образы… Мать поила их собой, своими воспоминаниями. Причудливо сплетались в душах дочерей ее качества, преломляясь, исходя из противного. Порой Вера не могла понять, рассказала ли ей что-то мать или она помнила это сама.
Вера с нежностью посмотрела на Марию и в тот же момент заметила, каким изучающим, почти хищным взглядом следит за хохочущей с Матвеем Полиной Игорь. У Веры мелькнула невольная мысль, что незнакомые люди не одаривают друг друга такими взглядами. Впрочем, может, ей только казалось так, ведь она едва начинала жить.
В это время до обеих донесся недовольный голос графини Марьиной, расплывающейся женщины с напудренными плечами:
– Я бы на вашем месте, милочка, не показывала бы мужчине своего расположения так явно.
– Если бы мне нужен был ваш совет, – безупречным тоном отозвалась Полина, – я бы его спросила.
Графиня закусила удила. Вера пришла в восторг. Мария спокойно взирала на произошедшее.
Графиня приблизилась к Марии Валевской и, дыша праведным гневом, бросила:
– Вашу дочь едва ли можно назвать хорошо воспитанной.
– Настоящей девицей, это вы имеете ввиду?
– Хотя бы!
Мария посмотрела на непрошенную рецензентку с какой-то отстраненной жалостью, отдающей глубинным непониманием ее порывов, а оттого безразличием к ним.
– Настоящая женщина – это нечто ирреальное, уникальное. Я так и не знаю, что включается в себя обширное понятие «настоящей». Может быть, настоящая – это искренняя. Умеющая любить – редчайший, бесценный дар. Не так как у Шекспира – вовсе не красота. Ее так много. Но наполняет все смыслом только душа. Красота важна тогда, когда она наполнена, переливает через край восхищением жизнью, энергией, добротой. Красота – это мерцание
