по курсу легкий всплеск. Он перегнулся через борт, желая удостовериться, что не ошибся, как вдруг громкий голос, раздавшийся, словно из морской пучины, грянул по-французски:
– Эй, на «Непоколебимом»!
– Эй, вы там! – прокричал в ответ матрос. – Кто нас кличет?
– Франция! Пирога с Санто-Доминго!
Капитан, слышавший эту короткую перекличку, что-то шепнул вахтенному офицеру.
– Убрать грот! – скомандовал тот в рупор. – Руль лево на борт! Грот-марсель вывести из ветра!
Матросы бросились к гитовым и брасам – и через несколько мгновений корабль, осаженный на полном ходу, застыл как вкопанный бортом к волне.
– Эй, на пироге! – крикнул офицер.
– Эй, на корабле! – тут же последовал ответ.
– Дайте-ка задний ход и швартуйтесь правым бортом. Сейчас бросим вам конец!
Кто-то из матросов схватил швартов и, держа его в руке, спрыгнул на руслень; когда же легкое суденышко поравнялось с кораблем, он бросил конец, который моряки на пироге подхватили на лету, прочно закрепили его на носу своего судна и, ловко перебирая руками, подтянули его к борту корабля.
Через несколько минут четверо или пятеро человек с пироги, словно кошки, вскарабкались по борту корабля и вслед за тем скорее перемахнули, чем перелезли, на его палубу.
Экипаж пироги состоял из дюжины человек; семеро остались на ее борту следить, чтобы она не ровен час не опрокинулась, ударившись о мощный борт корабля.
Люди, объявившиеся столь странным образом на борту французского корабля, заслуживают нашего особого внимания. Четверо из них были высокого роста, с резкими, даже грубыми чертами лица и свирепым взглядом, в котором угадывалась непоколебимая воля. Были они сухощавы и мускулисты и явно обладали недюжинной силой; их смуглая кожа, словно выдубленная дождями, солнцем, ветром и морской водой, казалось, прилипла к костям, плотно обтянув выпуклые мышцы, толстые, как канаты, и твердые, как железо.
Одеты они были не менее странно, чем выглядели: лишь короткие холщовые куртки и такие же штаны, доходившие до середины бедер. Впрочем, определить, точно ли платье у них было из холстины, можно было, лишь рассмотрев его чуть ли не в упор, поскольку оно было сплошь замызгано кровью и жиром, отчего сделалось непромокаемым и обрело рыжеватый оттенок. У троих волосы стояли торчком, у других же они были перевязаны ремешками из змеиной кожи; на головах – невысокие шляпы с обрезанными по бокам полями, нависавшими спереди наподобие козырьков; у каждого с левого бока – переброшенная через правое плечо, туго скатанная холщовая палатка; у всех – густая и длинная, по грудь, борода; на рыжего цвета кожаных поясах – ножны из крокодиловой кожи, и в них – по четыре широких и острых ножа, по штык-тесаку, а с левого бока еще и абордажный топор, зарядная сумка из бычьей кожи и калебас[20], заполненный порохом и закупоренный воском. Кроме всего прочего, в руке у каждого было по ружью длиной четыре с половиной фута, отличавшемуся
