мне в вишневый сад?
Папа вздохнул:
– Да, малышка. Я потом приду за тобой. Только, пожалуйста, будь осторожна.
Он взял телефон и стал кому-то звонить и просить приглядеть за мной в роще, но я не успела понять кому, потому что уже бежала к двери. Я выскочила из дома, прижимая к груди банку с тысячью мальчишечьих поцелуев. Сначала на веранду, потом на улицу. Я бежала, бежала и ни разу не остановилась.
По лицу текли слезы. Кто-то окликнул меня по имени.
– Поппи! Поппи, подожди!
Я оглянулась и увидела Руне. Он стоял на веранде, а потом побежал ко мне по траве. Но я все равно не остановилась. Даже ради Руне. Мне нужно было в вишневую рощу. Любимое бабулино место. Мне было так грустно оттого, что она уходит. Уходит на небеса.
Туда, где ее настоящий дом.
– Поппи, подожди! Не спеши! – крикнул Руне, когда я свернула за угол, к роще в парке. Сразу за входом стояли большие цветущие деревья, и из них получалось что-то вроде туннеля. Под ногами у меня зеленела трава, над головой голубело небо. Деревья утопали в цветах, розовых и белых. В конце рощи высилось самое большое дерево. Ветви его свисали чуть ли не до земли, ствол был самый толстый во всей роще.
Это было самое любимое наше с Руне место.
И бабулино тоже.
Я запыхалась и, когда добралась до любимого бабулиного дерева, опустилась на землю, прижимая к груди банку. По щекам бежали слезы. Руне подошел и остановился рядом, но я даже не посмотрела на него.
– Поппимин? – Руне так меня называл. На норвежском это значило «моя Поппи». Мне нравилось, когда он разговаривал со мной на своем родном языке.
Но я ничего не могла с собой поделать. Я не хотела, чтобы бабуля уходила, хотя и знала, что так надо. И еще знала, что когда вернусь домой, бабули там уже не будет – ни сегодня, ни завтра… никогда.
– Поппимин, не плачь, – прошептал Руне, садясь рядом и обнимая меня. Я прижалась к его груди и расплакалась. Мне было хорошо в его объятиях – он всегда так крепко меня обнимал.
– Моя бабуля… она больна и… уходит.
– Знаю. Мне мама сказала.
Когда слез уже не осталось, я отстранилась и вытерла щеки. Потом взглянула на Руне – он смотрел на меня – и попыталась улыбнуться. Он взял мою руку и прижал к своей груди. Его футболка нагрелась от солнца.
– Мне жаль, что ты печалишься. Не хочу, чтобы ты грустила. Никогда-никогда. Ты – Поппимин. Ты всегда улыбаешься. Ты всегда счастливая.
Я шмыгнула носом и опустила голову ему на плечо.
– Знаю. Но бабуля – мой лучший друг, а ее у меня больше не будет.
Руне помолчал, а потом сказал:
– Я тоже твой лучший друг. И я никуда не уйду. Обещаю. На веки вечные.
Боль, что сидела у меня в груди, вдруг ослабла. Я кивнула:
– Поппи и Руне – вместе навсегда.
– Вместе навсегда, – повторил он.
Какое-то время мы сидели молча, потом Руне спросил:
– А
