через стадион, под фонари, забыв, что ворота заперты. Юка споткнулась – я перехватил ее локоть, не дал упасть. Она дышала сбивчиво, со всхлипами, по лицу катились слезы. Добежав до ворот, близнецы перемахнули их, как обезьяны из «Мира животных».
– Мы батю разбудим… Он соберет мужиков… Вы своим скажите… Милицию…
И они убежали в темноту. Юка лезла медленно, я подпрыгивал от нетерпения и страха, мне хотелось побыстрее оказаться дома, растолкать родителей, почувствовать, что мир по-прежнему нормальный. И тут ее нога соскользнула по решетке, она повисла животом, застонала.
– Чего, чего? – испугался я.
– Печень, – прохрипела Юка. – Болит как сука…
Прошлым летом у Юки была желтуха, она долго лежала в больнице, а потом часто бледнела и складывалась пополам от боли. Я опять испугался до одури – Юка стонала, всем весом ввинчивая угол ворот в больную печень. Я ухватился за ворота.
Опомнился я, когда створка уже открывалась, Юка со стоном перелезла на стену и сползла по ней вниз. Не знаю как, но я оторвал ржавую скобу, на которую крепился замок, голыми руками.
Юка не могла разогнуться, я потащил ее к дому, где уже слышались крики и загорались окна.
– Укол надо от столбняка колоть, – сказала она, глядя на мои ладони. Я усадил ее на лавочку у подъезда – бледную, в порванной куртке и измазанной моей кровью ночнушке, с распухшим зареванным лицом и в одном сапоге. В руке она при этом по-прежнему сжимала фанерку «Жулька и ЩИНЯТА». Я вдруг понял, что ужасно ее люблю.
– Щенята пишутся через «Е», ты вроде не дура, – выразил я свои чувства. И пошел стучать в Юкину дверь, навстречу крикам, беготне, звонкам и синим отсветам милицейских мигалок на потолке моей спальни – далекие, но различимые, они заставляли тень от люстры прыгать из угла в угол.
Мы с Юкой сидели у меня в комнате и смотрели в окно. Что бы мы ни делали, наши глаза и мысли соскакивали в сторону могилы на стадионе, как намагниченная стрелка компаса, которая, покрутившись, показывает на север. Мы даже не сразу заметили, что в комнату вошли мои мама и папа, и смотрят на нас от дверей.
– Это была Наташа Меньшикова, – сказал папа без предисловий. – К нам на летучку капитан милиции приходил… информировал. Она мертва с октября. Просто чудо, что вы наткнулись на труп. Ужасное и маловероятное чудо…
– В мире есть плохие, больные и жестокие люди, – сказала мама, зло прищурившись. – И отличить их от нормальных по виду никак нельзя. И вот один из них схватил одиноко идущую из школы девочку, изнасиловал ее – не надо меня пинать, Павлик, им уже по десять лет, они все знают, – задушил… почти сразу… и спрятал тело. Поэтому, – мама присела на корточки, чтобы глаза наши были на одном уровне, – вы должны присматривать друг за другом, всегда! Не ходить поодиночке там, где никого нет…
– А что с Леной? – спросил я. – Мы ее не видели с самого…
– Их в санаторий отправили, – сказал папа. –
