книги не было в нашем доме, Виталий Сергеевич мой заметно нервничал. Аппетит у него явно испортился, накричал на домработницу, чего не позволял себе раньше, и по отношению к себе стала я ощущать с его стороны заметную холодность. Как-то раз он вернулся со службы, и я по лицу его поняла, что случилось: Голубицын книгу прочел. Я не спрашивала ни о чем. Он мне сам пересказал содержание – со слов Голубицына.
Это был не то роман, не то сборник рассказов – что-то современное такое. В одном школьник напугал педофила зачем-то, в другом старая дева разводила дрожжи, а у нее под окнами собаки гадили. Там еще Достоевский, тот самый, кого-то грохнуть хотел. Голубицын честно сказал, что один рассказ он не стал читать – там автор-мужчина от лица женщины повествовал. Голубицыну не понравилось очень.
«Может быть, он не все понял?» – предположила я, потому что Голубицыну ни в чем не доверяю (только поэтому).
«Да что тут понимать? Ясно же – бред!».
Кажется, я догадалась:
«А я знаю, зачем тебе подарили! Затем, что кто-то решил, что тебе это понравится!»
Он пронзил меня убийственным взглядом:
«Ты сказала «я знаю»? Позволь поинтересоваться, на чем зиждется твое твердое знание?»
Я хотела сказать о женской интуиции, но не нашла нужных слов и запнулась, – он вдруг закричал:
«Это ты, это ты мне подарила книгу!»
Я так испугалась, что у меня похолодели ноги.
Я пыталась ему объяснить, что он заблуждается, но напрасно, напрасно я пыталась ему объяснить, что он заблуждается: он решительно требовал, чтобы я призналась в содеянном.
Но подумайте сами, мне-то какой интерес дарить ему книгу? Я попыталась призвать его к логике, но какой в этом прок, когда, по их убеждениям, наша логика – женская?
Он кричал:
«Я тебе верил всегда! Почему ты идешь теперь на обман?»
Мне было очень обидно, я его никогда не обманывала – ну почти никогда, да и то, что было, если было, никогда обманом не было. Я заплакала. Он теперь и слезам не хотел моим верить.
«Ну почему же ты не признаешься? Ну, скажи, ну только признайся, я все пойму!»
Я лишь могла лепетать, что это не я.
Он не верил.
Он потребовал клятвы.
Никогда не клялась. Но тут – поклялась. Нашей любовью. И даже взяла щепоть земли из горшка с кактусом – и съела у него на глазах.
По поводу земли он сказал:
«Это лишнее было».
Поверил.
Мы обнялись и в итоге друг друга утешили.
С тех пор у нас все хорошо.
А книга осталась у Голубицына. Позже я узнала, что он снес ее в тот ресторан и положил на подоконник в банкетном зале.
Две таблички на газоне
Нет, Лёпа не даст соврать, против собак Тамара Михайловна ничего не имеет, правда, Лёпа? Дело не в собаках, а в людях. Вот пожалуйста: подошел к трансформаторной
