и отнюдь не подбирал данных о русских зверствах, но приводимый им материал страшен и заставляет вспомнить зверства испанских конкистадоров. Подробнее см. статью «Характер освоения Сибири русскими» [4-11].
К счастью, и там, и тут зверства ушли в прошлое, однако тот факт, что об этом у нас не пишут (а «у них» пишут), ведёт к процветанию патриотической лжи, она же базируется, в основном, на «исследованиях» в духе Окладникова – Скалона, хотя сами те публикации давно забыты едва ли не всеми. О сути таймырской эпопеи Скалой сказал мало, но внушительно:
«Опубликованные результаты исследований на восточном побережье Таймыра с несомненностью показали, что в XVII веке русские суда огибали Таймыр». И далее: «Теперь мы знаем, что… с древнейших времён Таймыр перестал быть преградой для русского землепроходца-моряка» [Скалой, 1951, с. 30, 32].
Как видим, пропавший коч (или два) породил фантазию не только о нём, но и о привычных плаваниях поморов. И она тут же была усвоена, уже как факт. В частности, один из патриотов вспомнил, как лейтенант Дмитрий Овцын, герой ВСЭ, писал в середине XVIII века, что он в устье Енисея
«узнал от тамошних обывателей и подле моря зимовщиков, что много-де удобнее устье Лены достигать от устья Енисея, нежель от Лены к Енисею».
Разумеется, Овцыну в его время могли рассказывать только о речных плаваниях южнотаймырским путём (ведь та пара кочей, что пропала у мыса Фаддея, уплыла на сто лет раньше и, главное, не вернулась), но это мало кого занимало. Теперь свидетельство Овцына указанный патриот читал так (РМ, с. 73):
«среди поморов ещё жива была память о плаваниях русских вокруг Таймыра».
Словом, сотворённый кумир начал самостоятельную жизнь и даже стал размножаться. Жив он и поныне [Ковалев, 2011; Клименко и др., 2012].
11. Но не будем слишком строги
Впрочем, никого не следует рисовать одною чёрною краской. Никто иной, как Скалой, заявил, притом в самое опасное для своемыслия время, что бассейн Хатанги был ко времени ПСФ довольно хорошо освоен. Этого, как мы видели, и позже старались не писать, боясь повредить патриотическому мифу. Точно так же, именно старпому «Якутии», громившему остатки загадочной избушки, мы обязаны известием о булаве, без которого не удалось бы в погибшей ватаге разглядеть вероятного атамана.
Тем более нельзя забывать, что Долгих, автор «патриотических» идей (прямой путь из Архангельска до мыса Фаддея, превосходство поморов перед Норденшельдом), сделал для понимания таймырских находок очень много. А в последующей шовинистической свистопляске он участвовать не стал и даже в своей статье в ИПРАМ не коснулся прежних своих идей.
Ещё больше сделал Окладников. Пусть политический заказ и подавил его при оглашении выводов, но не смог убить в нем учёного. Он мог бы умолчать про булаву, оставшуюся в тундре, про следы людоедства в избушке и про отнюдь не русские вещи путешественников. Тем более, не требовалось ему вставлять в доклад упоминания о массах
