и снаружи, и внутри. Нет работы – злится, есть работа – злится ещё больше. Он был автослесарем и работал в гараже, грязная тяжёлая работа. Улыбался он только в двух случаях, когда жалел бродячих собак или когда ему в гараже какой-нибудь довольный ремонтом владелец давал сверху пару тысячных купюр. Любаша понимала своего мужа, чего скалиться-то без толку. «Миленький, давай ребёночка родим?» – иногда робко спрашивала она. «Рожай, – отвечал он. – Только запомни, у мужиков детей не бывает. Сама расхлебывать будешь». Любаша вздыхала, она бы и родила, и расхлебывала, да не получалось.
В праздник отправилась Любаша в городскую церковь, хоть и не была крещёна. Купила три больших восковых свечи и стала размышлять, кому поставить: одну поставила Иисусу, одну – Матери Божией, а с третьей долго определялась. Бродила по церковным закуткам, целовала оклады икон, крестила свою пышную грудь. Наконец выбрала какого-то седого старика в черном одеянии с золотыми крестами и поставила свечу перед ним. Пятясь к выходу, она что-то шептала, с мольбой глядя на всех святых. Краем глаза она заметила в углу сухонькую старуху, которая, казалось, дремала. «Бабушка! Бабушка! – громко произнесла Любаша. – Это кто?» Старуха встрепенулась. Любаша решила, что старуха глухая. «Бабушка, кто это?» – повторила свой вопрос Любаша, одними глазами показывая на седого старика с иконы. «Деточка, это Николай-Чудотворец, житие вот его возьми, почитай», – показала пальцем на стеклянный церковный прилавок с книгами старуха. Да, Любаше чудо бы совсем не помешало. Она попятилась к выходу, почти задыхаясь, выбежала на улицу. Долго, пока не заслезились глаза, смотрела на золотые луковки церковных куполов. «Дышать в церкви очень тяжело», – объяснила она нищенке у ограды и подала сто рублей.
Ночью Любаше снился Николай-Чудотворец, он участливо смотрел на неё: «Пойдёшь гулять, под горой найдёшь камень, – старик смерил взглядом Любашу, – килограмм на пятьдесят. Будешь его три раза катать в гору столько дней, сколько сможешь. Закатишь, передохнешь и кати вниз. Так трижды. Оставишь его там, где нашла. Потом испеки столько хлебов, сколько дней камень катила. Пироги раздашь жёнкам, у которых детей много. И будешь с дитём. Не бойся, родильная ложка всегда с солью, с перцем».
Любаша после сна долго сидела на кровати, шевелила пальцами ног и удивлялась, какие у неё ноги белые да гладкие. Рядом, почти неслышно, спал третий муж.
Любаша жила в домике на пригорке, внизу был городской пруд. Утром, до работы, пока не приехал служебный автобус, Любаша бродила вдоль берега и нашла свой камень, большой, неправильной формы, он рос прямо из земли, вроде как ожидал её. «Трудно катить будет», – подумала она, но других больших камней поблизости нигде не было. Вечером, в сумерках, Любаша пришла к берегу с туристической лопаткой и принялась выкапывать камень, с трудом она отделила его от родного углубления, долго сидела на нём, не могла никак отдышаться. Принялась катить, было тяжело и неудобно. Ещё она поняла,
