– Борко снова сглотнул, вспоминая пережитое. – И тут вижу, не вода это вовсе! Она сначала в ноги, а затем в самого рыбака Веденю обращается! Сапоги его рыбацкие появились, порты плотные, рубаха. И все такое ненастоящее, водянистое и колышется! Тут меня пробрало! Швырнул в него чем попало, да наверх! А сзади как заревет что-то, и вдруг все пропало: нет ни пол-Ведени, ни лужи что натекла. Лошади заржали, будто их отпустило сразу. Это я уже сверху увидел, когда сюда несся. А тут вы навстречу вылетаете и Прозор что-то орет и на меня мечом машет. Станешь тут заикаться! Ты уж прости меня за испуг, Велислав.
Ну что ж, вроде Борко и не рассказал ничего страшного, но им уже не по себе. Княжич Добромил придвинулся ближе к печи, Милован теребил нашейный оберег: серебряный многолучевой круг – символ солнца.
– Чем швырнул-то? – озабоченно крякнул Любомысл. – Ну, в Веденю чем бросил, что он исчез сразу?
Борко пожал плечами. Разве упомнишь?
– Не знаю, Любомысл. Лук в связке был, чеснок… Еще что-то нес. Кабанчик вот, – Борко приподнял освежеванную тушку лесного поросенка. – Я ни за меч, ни за нож схватиться не успел. Не помню, Любомысл. А что?
Любомысл переглянулся с Прозором. Кивнув головой, протянул: – Да-а-а! Прав ты, Прозор! Упырь это, албаст. Вот только откуда? Ты сам-то что про упырей-албастов знаешь? Про них никто, кроме как на Змеиных Островах не слышал. Там у этой нежити дом. На тех островах она прочно засела. Так ведь там и мореходов-то, почитай не бывает. Далеко эти моря.
У княжича Добромила и Милована глаза округлились от любопытства: про упырей, лежащих в могилах и по ночам пьющих людскую кровь они слышали страшные сказки. Велислав мрачно смотрел на проход за спиной Борко и неторопливо поглаживал черен меча. Борко опустился на скамью и дрожащей рукой тер мокрый, с налипшими светлыми прядями, лоб. Молодец потихоньку успокаивался.
– Да вот, довелось как-то про них слышать, – с какой-то непонятной тоской сказал Прозор. – В нашей деревеньке несколько лет один человек жил, бывший беглый раб. Книгочей, у-у-у!.. – протянул Прозор, закатив вверх глаза, и этим показывая, каким грамотным был этот человек. – Великий мудрец! Он детишек вечерами собирал вокруг себя и разные истории рассказывал. И про чудеса, которые на земле есть, и про страны разные говорил. Про колдовство: белое и черное. Про волшбу: добрую, злую и о которой даже лучше не думать. Мудрец этот много чего знал. С деревенским знахарем дружил, травы лесные с ним собирал. К волхвам в лес ходил, с ведунами знался. А что он искал, мы так и не узнали. Умер рано: хворал, жизнь-то до наших лесов у мудреца тяжелая была, одно слово – рабство. Поди-ка, денно и нощно помаши веслом! Тут и молодой не сдюжит. А мудрец в летах был. Хороший человек, – вздохнул Прозор, – к праотцам проводили достойно, челнок снарядили и сожгли по вере нашей. От него я про упыря-албаста и слышал.
На губах Прозора появилась грустная улыбка. Приятно вспомнить о хорошем человеке, с которым
