бы.
Прозор, скрылся в проеме. Вскоре темный проем осветился, Перед башенными воротами заиграли блики света.
– Вводите! – вернулся Прозор. – Пойду в конюшню, гляну. Должен овес быть. С осени несколько подвод завозили. – Дружинник скользнул в конюшню.
Прозора редко видели унылым. Казалось, рослый воин не ведает усталости. Порой иные валятся с ног, а ему ничего – бодрый, общительный и дело делает, будто только что отдохнул. И никто не видел дружинника унылым. Прозор всегда храбрый, готовый ко всяким испытаниям прирожденный охотник и славный воин. Он, не задумываясь, бросился бы в самую опасную сечу, или вышел бы в одиночку – без оружия – против матерого бера. Никому не приходило на ум усомниться в его храбрости и силе даже в шутку во время хмельного застолья. Хотя, как и Велислав он уже перешагнул за тридцать годков, Прозор в душе остался доверчивым ребенком. За это его обожал княжеский наставник Любомысл. Он часто беззлобно подтрунивал над великаном. Прозор ему так же отвечал, но обиды друг на друга они не держали. Любомысл повидал немало стран, много узнал. Прозор с удовольствием слушал рассказы мудрого и острого на язык старика.
Вскоре Прозор вышел из широких дверей конюшни. На каждом его плечо лежали по два объемистых мешка. Скорым шагом дружинник направился в башню, по пути оглашая окрестности зычным голосом:
– Есть овес! Я точно знал – в первой клети свален! Там еще мешки есть, лежат в дальнем углу, у бочек. Ай, да что я! Вы ж все равно во тьме не видите! Кто-нибудь свет в конюшне запалите! Помогайте братцы – кто еще не сомлел. Вижу, плохо вам. Да надо перетаскать: пусть под рукой будет. Хорошо б еще сена.
– Сбрую и седла прихватите! – крикнул Велислав. – Не до сена! Его потом заберем. Упряжь в первую очередь – мало ли что будет.
Раздался тихий стук о землю. Потом, еще раз. И еще…
– Э-э! Да что с вами, ребята? – Велислав увидел, что три дружинника бессильно лежали на белесой, покрытой ночным туманом земле. Присел над ними.
– Плохо?!
– Знаешь, Велислав, – прохрипел один из дружинников, остававшихся у башни сторожить коней и только что бодро выводивший их из леса. – Когда у вас на отмели невесть что началось – нам тут тоже досталось. Костер сразу погас – будто и не горел. Смрад от него пошел, не передать. Потом вроде бы как женский смех… а может детский. Над нами захлопали крылья, похо…
Дружинник не договорил. Его тряхнуло, тело выгнулось дугой. Дружинника забила дрожь. На губах появилась пена; глаза закатились и подернулись мутью. Дружинник на мгновение потерял сознание. Придя в себя, он забыв, что хотел сказать, опять хрипло зашептал: – Ох… Велислав, и неприятный то был смех! Нас тошнить начало. Потом отпустило – мы к вам бросились… пока коней собирали – вроде ничего было. А сейчас…
Воин, лежащий рядом, стучал зубами, из носа текла кровь.
– Плохо… – прошептал он, и зашелся в кашле. – Ты уж не взыщи
