Нас стали избивать, вскоре я потерял сознание.
Подвал
Тусклый свет в решётчатом окне – первое, что я увидел, когда пришёл в себя. Я лежал на каменном полу в каком-то подвале, руки были в наручниках прицеплены к толстой трубе. Рядом, метрах в двух от меня у стены сидел Сидорчук, тоже прикованный к трубе. У противоположной стены стояла мебель неясного предназначения, из-за слабого света ёё трудно было рассмотреть.
– Шо очухался? – с трудом проговорил он опухшими губами.
– Всё теперь кранты. А ты говоришь: «Есть Бог», – превозмогая боль, прошептал я.
– Выбачайте, помылывся!
– Что?
– Ошибся, кажу.
– Нет его, и не было никогда, – со злостью и безысходностью сказал я.
– Може ты и прав, а може и ни, – прохрипел боцман. – Тильки одне скажу, якшо ни во шо не вириты, то зовсим погано.
– Что толку верь, не верь, все там будем.
– Це ты прав, а можэ и ни.
За дверью послышались шаги и голоса.
Хозяин
Разговор шёл на английском, мы затихли и стали слушать говорящих.
– Бос, что с этими делать?
– На зеркало их, но сначала я развлекусь.
– Всех?
– Да. Девку можете взять себе на ночь, а завтра на зеркало.
– А с тем, кто про побег рассказал?
– Его тоже на зеркало. Он слишком много знает.
Дверь заскрипела и открылась, зажёгся свет. Когда глаза привыкли к свету, я увидел перед собой пожилого мужчину с козлиной бородкой и лысой головой, плюгавенький такой старикашка, вызывающий отвращение всем своим видом. Он подошёл к Сидорчуку, внимательно его осмотрел, потом подошёл ко мне и стал пристально разглядывать.
– Чего уставился? – злобно буркнул я.
– О, русо! Я люблю русо, – потом он повернулся к сопровождавшему его чернокожему парню, ткнул в меня пальцем и сказал по-английски, – Этого.
Чернокожий позвал двух здоровяков из-за двери. Они схватили меня под руки, отцепили от трубы и потащили к стене, где стояла мебель. Это было кресло, как в зубоврачебном кабинете, меня посадили в него и зажали кисти в специальные кандалы на поручнях, а ноги внизу, видимо, такими же кандалами. Рядом с креслом стоял стеклянный шкаф. На его полках лежали хирургические инструменты.
Старикашка подошёл ко мне, надел белый халат, висевший в шкафу, и противно улыбаясь, сказал:
– Ну, что, русо, сейчас я буду показать, что учился у вас в Моску. Я доктор, учился мединститут. Давно, ещё Совьет Юньон был. Русо хорош! Весёлый, пьяный, добрый, пролетарий соденяйся, миру – мир, – он взял бормашинку и стал выбирать какое сверло вставить. – Понимаешь, русо, меня не совсем обучать. Меня просить уехать, мне сказать, что я не доктор, но я сам теперь учиться. Извиняй, водка нет, надо терпеть.
Старикашка засмеялся и включил бормашину.
Боль
Зубных
