Ир, чувствуя, как от одного присутствия жены привычно отступает, тает саднящая душу досада, круто замешенная с чувством вины перед парнем, которого он попытался использовать втемную.
А ведь мог спасти, вернуть обоих и допросить, но хотел одним махом поймать негодяев, внезапно ставших его собственными заклятыми врагами.
– Когда я хитрила? – возмутилась она. – Ты и сам давно знаешь, насколько мне там лучше. Это только в первый год они смотрели на меня искоса, как на чужачку. А потом приняли, поверили, и теперь я им своя.
– Приняли, поверили, – ворчливо буркнул дракон. – Ну прямо наивная принцесса, не повидавшая в жизни ничего, кроме куцего садика в крепости. Да они уже в первый год обо всем догадались, особенно те, кто знал тебя еще в Сандинии. И прищемили языки слишком шустрым волчицам. Но виду не показывают и с каждым годом все больше уважают тебя за терпение.
– Ну и пусть, – небрежно дернула плечиком Анэри. – Не о них сейчас разговор.
– А если не о них, то придется тебе посидеть тут еще денек-два, – строго заявил дракон. – Я сейчас уйду на Идрийс и могу не возвратиться до завтра. На мне присмотр за ментальными ловушками королевского дворца. А еще очень нужно найти одного парня.
– Рыжего? – понимающе глянула жена.
– Ведьминские методы? – усмехнулся Иридос и нехотя разомкнул руки, время поджимало. – Идем съедим твой обед, чтобы ты была спокойна. И постарайся успокоить матушку, сам уже не успею.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – Голос Деда звучал бодро, словно он был рад видеть своего пациента.
Зато парнишка, прошмыгнувший вслед за ним в каморку, оказавшуюся вырубленной в скале кельей, равнодушно смолчал. Только зыркнул настороженным взглядом, сунул в угол чистый каменный горшок и утащил прежний.
– На него внимания не обращай, это наказанный. Никому не охота делать грязную работу, но не всем хватает ума не нарушать простых правил. Давай смажем еще разок, теперь уже последний.
– Хорошие у тебя зелья, – тихо похвалил Мишеле и совсем неслышно добавил: – А для памяти ничего нет? Иногда я что-то вспоминаю, а иногда все путается. Вроде никто меня не бил и не пытал, сразу отправили сюда… Помню, как шел с толпой пленников по тропе. А как потрогаю шрамы – вспыхивает совсем другая картинка.
– Вот она и есть самая верная, – огорченно глянул Дед и бесцеремонно откинул с Мишеле одеяло. – Пытали тебя, и знатно. А потом навели ложную память, чтобы ты не буянил тут, на надзирателей не бросался и в побег не собирался.
– А кто у вас надзиратели?
– Такие, как твой дружок, – криво ухмыльнулся Дед, прямо пальцем ловко нанося пахнущую костром мазь. – Хотя досталось и ему, но память не меняли, пообещали отпустить, если будет верно служить.
– Он сам так сказал?
– Нет. Никто с ним не разговаривает. Мы и так знаем, чего им всем обещают. И ты молчи, как будто не знаешь. Нам понять нужно, он просто дурак или гад законченный.
– Я
