произнес разбойник. – Значится, есть что взять. Сами отдадите или грохнуть кого для острастки? У тебя что? – начал он с гимназиста.
– Вот, – показал тот альбомчик. – Марки. Надеюсь поменять на еду. Папу на войне убили. Мы с мамой вдвоем остались. Голодаем. Но вы берите, товарищ. Хорошие марки. Даже Мадагаскар есть.
Грабитель только выматерился. Вырвал альбом, стукнул им паренька по голове, швырнул на пол.
– У тебя? – нагнулся он к девке.
– Дяденька, я с Калиновки, – подняла она чумазое лицо. – Десять верст от Безенчука. Савела-кузнеца дочерь. Может, знаете?
– Слышал. А чё грязная такая?
Сразу успокоившись, девка сверкнула зубами.
– Подумала, вдруг чужие кто, вот рожу и перемазала. Не снасильничали бы. Своих чего бояться.
Лихому человеку не понравилось, что его можно не бояться. Он вскинул обрез, выпалил в потолок. Сверху посыпалась труха. Девка завизжала. Заголосили и в вагоне.
– Клади в мешок всё ценное! Ну! После кажного обыщу. Если что найду – убью!
И передернул затвор.
После этого грабеж пошел как по маслу. Первым свесился матрос, отдал часы. Поп, недолго поколебавшись, вытащил серебряный крест. Даже Яша, косясь на дуло, выругался и сдернул с пальца два перстня.
– А ты, курица? – замахнулся бородатый на плачущую тетку.
Та задрала юбку, шмякнула на стол воблу.
– На, забирай последнее, подавись. Нет у меня ничего больше, без тебя ограбили…
Ткнулась головой в стол, затрясла плечами.
Оставался только японец. Сначала он рассматривал бандита с интересом, но скоро заскучал и даже зевнул.
– У тебя что есть, узкий глаз? Знаю я вашего брата. Пошарить, и золотишко сыщется.
– Есть, – кивнул Маса и снова зевнул. Его клонило в сон. – Золотые десятки.
Грабитель удивился. Наставил обрез.
– Давай! Куда запрятал?
– Вот сюда. – Маса похлопал себя по груди. Там, в шелковой сумочке, лежали последние восемь червонцев. – Бери сам, круглый глаз.
Он еще не решил, сломать ли невежливому нарадзумоно запястье, когда протянет руку, или только вывихнуть.
Но нарадзумоно его удивил – сразу, безо всяких проволочек, выстрелил, метя в лоб. Видно, у железнодорожных разбойников человеческая жизнь и правда шла в копейку.
От пули, Маса, конечно, уклонился. Еще не распрямившись, выбросил руку, вырвал оружие, сделал ногой подсечку, и плохой человек бухнулся на колени.
Поскольку пуля ударила совсем близко от господина, Маса обернулся – и обмер.
Эраст Петрович сидел всё так же неподвижно, но на виске остался длинный ожог от пролетевшей вплотную пули.
В глазах у Масы помутилось от ярости.
– Буккоросу дзоооо!!![1] – взревел он, отшвырнув обрез.
Схватил негодяя, потревожившего мирный сон господина, за горло. Другую руку, сжатую в кулак, занес, намереваясь проломить
Убью!
