не представляю, что их могло заинтересовать! – воскликнул Белодворчиков. – Если бы я шел с какой-нибудь важной встречи или собирался встретиться с кем-то, я мог бы прихватить с собой какую-то важную информацию, и тогда имело бы смысл меня обыскивать. Но я просто вышел за хлебом!
Может быть, похитители просто не знали, куда направляется телеведущий, или что-то попутали? А может быть, его припугнули таким образом? Или Белодворчиков не до конца честен со мной? Этот фактор тоже нельзя исключать. Но нападение, связанное с его профессиональной деятельностью, – это, конечно же, первое, что приходит на ум.
– Сергей Александрович, – начала я, – а нет у вас ощущения, что таким образом кто-то хотел помешать вашей работе? Может быть, как раз сейчас вы готовите очередное ток-шоу, где затрагивается особо щекотливая тема или слишком интимные подробности чьей-то частной жизни? И этот человек решил любой ценой пресечь ваши действия, чтобы запланированное шоу не вышло в эфир. Возможен такой вариант?
После некоторого молчания Белодворчиков сказал:
– Нет, я думаю, нет.
– Но неужели никогда не было никаких конфликтов между вами и участниками программы? Что-то не очень в это верится, – усомнилась я.
– Почему же, конфликты были, – кивнул мой собеседник. – Но совершенно по другим поводам. В основном из-за финансов.
– Например?
– Например, одна певица обратилась в суд, чтобы взыскать компенсацию за отмененную программу. Она приехала в студию в указанное время, но по каким-то причинам – я уж не помню, по каким именно, – все переиграли и запланированное шоу сняли с эфира. Певица обиделась, подала иск и вдобавок обвинила наше руководство в клевете: мол, мы неоднократно распространяли ложную информацию о ее личной жизни. Руководство публично извинилось, всю нежелательную информацию опровергло, но дело с компенсацией как-то замяли. Правда, я к этому отношения не имел – я ведь только ведущий, за концепцию ток-шоу и за финансовую сторону отвечает директор программы.
Что ж, нет так нет. Попробуем подойти к поиску похитителей с другой стороны.
– Скажите, а вы не успели заметить своих похитителей хотя бы мельком, когда выходили из подъезда? Может быть, что-нибудь бросилось в глаза – скажем, рост, одежда, особые приметы?
– Да как я мог что-то заметить? – недоуменно спросил Белодворчиков. – Я же говорил, что меня сразу же отключили. А когда я очнулся, то глаза у меня уже были залеплены. Так что нет, я никого из них не видел.
Да, скверная история. Приметы нападавших отсутствуют, следы в лесополосе искать бессмысленно, тем более что жертва похищения и не помнит толком, где его высадили. И все-таки странно. Почему молча? Почему обыск – и только? Было бы понятно, если б его спрашивали о чем-то, угрожали, избили даже… Но почему вот так?
– Скажите… – начала я, но Белодворчиков меня перебил:
– Да, Евгения Максимовна, я ведь вам еще не все рассказал. Когда я вернулся домой, то обнаружил,
