развел полы пиджака.
– Я сказал, что не коснусь вас.
Он поднес свечу ближе.
– Пристальный осмотр еще никогда никому не вредил.
Она стала извиваться, но добилась только того, что пиджак распахнулся еще шире. Стюарт улыбнулся.
– Но если бы я коснулся вас… о, что бы я тогда сделал? Вы знаете, я хочу вас. Не желаете также узнать, как бы это было? Что бы я сделал, чтобы ублажить вас? А я хочу ублажить вас. Я не ложусь в постель с женщинами только ради собственного удовлетворения.
В ее взоре блеснула злоба. Он оперся локтями о матрац.
– А вы крепкий орешек, верно? Думаю, вы отвергли бы любые наслаждения только назло мне.
– Представить не могу, что способна найти какое бы то ни было наслаждение в ваших объятиях.
Шарлотта ненавидела его самоуверенную улыбку почти так же сильно, как собственное сознание того, что она лжет. Пьетро сказал ей, что не может поверить, что Шарлотта англичанка, поскольку ее страсти горят жарче и они более откровенны, чем у любой англичанки, которую он встречал до нее. Сам он считал свои слова комплиментом и хотел этим сказать, что она больше похожа на итальянку. Шарлотта же истолковала его заявление как подтверждение прощальных слов отца. «Странная женщина», – назвал он ее. Женщина, не имеющая терпения. Несдержанная ни в словах, ни в поступках.
И отец был прав.
Ее чувство к Стюарту Дрейку было в этот момент столь горячим, что она не могла отделаться от неприятной мысли: если он сможет уловить это чувство и использовать в своих целях, она окажется в большой беде.
– Не желаю ничего слушать, – объявила она. – Вы негодяй. Жалкий повеса, который…
– Тише.
Стюарт коснулся пальцем ее губ, достаточно решительно, чтобы заставить ее замолчать.
– Если не успокоитесь, я не ограничусь одними взглядами, – добавил он с многозначительной усмешкой. – И следующие ваши слова истолкую как согласие.
Шарлотта крепко сжала губы и отвела глаза.
– Я знаю, что не нравлюсь вам, – тихо продолжил Стюарт. – Но и мне ваше поведение не слишком приятно. Такая безжалостная, такая неумолимая! Правда, в постели эти качества могут оказаться многообещающими. Такой огонь, такой пыл! Не какая-то жеманная мисс, а тигрица! И я не возражаю, если котенок покажет коготки!
Стюарт отнял палец от ее губ и провел по подбородку. По горлу. У самого воротника рубашки палец замер, хотя Шарлотта могла бы поклясться, что все еще ощущает его тепло.
– У вас прелестная шея.
Его голос сменился тихим рычанием:
– Такая нежная и гладкая. Никогда не подумаешь, что под этой кожей скрывается стальной стержень. Изгиб в том месте, где шея переходит в плечо…
Шарлотта невольно вздрогнула, когда легкое шевеление воздуха коснулось ее плеча.
– …так и просит мужских губ. Этот изгиб плеча – настоящее пиршество
